В звучании его гармошки было нечто новое, не похожее на слышанное прежде

Нет, на самом деле, конечно, понимаешь, что он далеко не всеобщий любимец, но народный любимец — вне всякого сомнения. И насчет неотъемлемой части, возможно, перебор, потому что в природе человеческого бытия заложена его неумолимая конечность, а в природе человеческой души — забывчивость и изменчивость во вкусах и предпочтениях. Но пока живы поколения, выросшие с ним, родившиеся при нем, состарившиеся после него, он будет жить в живой памяти своего народа, для которого осетинская гармошка и Булат — неразрывные части одного целого.

Булат Газданов! Есть имена, в написании и произношении которых уже заложены значительность и достоинство. Нет, не княжеская горделивость, а крепость и стать боевой башни высоко в горах. Хотя, если присмотреться к наиболее известным из них, все они отличаются интеллигентностью и мягкостью. Гайто Газданов, Елена Газданова, Булат Газданов… Но это мягкость не слабости, а особой силы, которой не нужны стальные мышцы, чтобы что-то отнять и удержать. Это сила, которой дано создавать и отдавать.

Я не помню злого лица Булата. Он может ворчать, обижаться, но злиться — нет. Я не видел Булата унылым. Озабоченным, расстроенным, переживающим, но не унылым. Как у всякого человека, прожившего длинную жизнь, у него уйма разочарований, но рассказ ни об одном из них он не наполнял раздражительностью и агрессией.

Кто-то легко вставал и уезжал за сотни и тысячи километров от Осетии, утверждаясь и раскрываясь в любой профессии и в любом городе огромной страны. Но тяжелое счастье и предназначение Булата было в том, что только на земле маленькой Осетии он мог стать Булатом Газдановым — культурным и музыкальным феноменом своего народа.

По прошествии стольких лет он оброс уймой учеников, многие из которых сегодня сами известные и любимые гармонисты — Сослан Дзуцев, Марина Хутугова, Фатима Сапиева, Лолита Хосроева, Олег Дзеранов… У каждого из них свой почерк, своя манера игры, виртуозность, готовая поспорить с техникой учителя. Но если бы только она раскрывала в ученике мастера!

Впрочем, в сравнении ученика с учителем есть определенная бестактность. И не потому, что ученик не должен стремиться превзойти учителя, а потому, что ветвь не сравнивается с деревом, из которого она произрастает, а лист с почкой, из которой он вырос, пусть и кажется он себе больше почки.

Гармошка всегда была главным и любимым инструментом всех осетинских празднеств и торжеств. Но она воспринималась исключительно женским музыкальным инструментом. Играть на нем мужчине считалось делом неприличным. Если бы Булат стал играть на гармошке в зрелом возрасте, ему не избежать бы насмешек и оскорбительных острот. Но непреодолимая тяга к музыке родилась практически с ним и проявилась, едва он смог удерживать в своих маленьких руках гармошку. Было ему тогда всего три года. В то раннее утро взрослые еще спали и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы дотащить гармошку из дома на крыльцо. Малыш взгромоздил ее на колени и заиграл. Он играл незамысловатые мелодии, слышанные им от бабушки и многочисленных тетушек, а еще от старшей сестры Эммы, любившей и подолгу игравшей множество народных мелодий.

Прикоснувшись к гармошке однажды, он уже не мог от нее оторваться. Она была слишком велика для него, и взрослые боялись и за малыша, и за гармошку. Но всякая попытка забрать ее заканчивалась горестным плачем. А заполучив ее, он играл и играл часами дома и на незатейливых концертах в сельском клубе, но особенно часто на свадьбах, куда его стали брать, как некую диковинку. Это сегодня Булата того периода можно было бы ради красного словца сравнить с маленьким Моцартом, но простые люди простого осетинского села Ольгинское имени этого не знали и воспринимали чудо маленького гармониста, как часть своего, пусть и малого, но самоценного мира.

Настоящее потрясение Булат перенес в 1943-м году, когда умер его отец. И потрясение это было музыкальным. На похоронах играл оркестр, как знак особого уважения к Гаппо Газданову. Неизвестная волна звуков поглотила мальчика, и он бежал не за гробом отца, потерю которого не мог осознать по малости лет, а за незнакомыми инструментами, создававшими новую для него музыкальную гармонию. Она переполняла его чувствами и переживаниями, заставляя плакать, замирать в щемящем восторге и снова плакать.

А потом дом погрузился в траур и тишину, когда нельзя было шуметь, а тем более, играть на гармошке. Но новые впечатления просились наружу непреодолимым потоком музыкальных звуков, и тогда двоюродный брат Булата Махар тайком от близких и соседей уводил его к дальним родственникам или в поле, где маленький мальчик, взяв гармошку в руки, уже не мог от нее оторваться.

Как давно все это было! Сегодня то трудное и тяжелое время кажется особо уютным и счастливым, ностальгически притягательным и трогательным. Тогда редкий приезд Осетинского театра превращался в удивительное событие, когда переживался и впитывался каждый жест, каждое слово любимых артистов, воспринимавшихся недосягаемыми вершинами: Серафима Икаева, Тамара Кариаева, Варвара Каргинова, Владимир Тхапсаев, Петр Цирихов, Владимир Баллаев, Юрий Мерденов. Восторженное преклонение перед ними наполняло счастьем сопричастности к ним не одно поколение зрителей, рождая в сердцах многих мальчишек и девчонок сладостное желание быть похожими на них.

На подростка-гармониста обратила внимание сама Серафима Икаева. Сегодня кто-то пожмет плечами, мол, кто такая, а еще лет двадцать назад один выход на сцену давно уже немолодой актрисы вызывал бурю аплодисментов и ощущение счастья от того, что просто видишь ее. И вот эта великая актриса из поколения великих актеров, прекрасно сама игравшая на гармошке, в каждый приезд Осетинского театра в Ольгинское, посылала за Булатом и просила его поиграть. И он играл ей, прислушиваясь к замечаниям и впитывая подсказки. Умение слушать и учиться, восхищаться новым и вбирать его в себя, было в нем уже тогда. Оно ускоряло собственный рост и помогало избегать муки зависти, заменяя их муками творчества, боль которых и приятней, и плодотворней.

Булат учился всегда. Даже тогда, когда, казалось, учиться невозможно. Пять лет в музыкальном училище в городе Орджоникидзе у прекрасных педагогов, имена которых с благодарностью вспоминает не одно поколение певцов и музыкантов. Закончив его, он поступил в музыкально-педагогический институт им. Гнесиных в Москве. Содержать уже немаленького сына тяжело было и дома, тем более, когда работала только мать. При всей неприхотливости сельского паренька, его невозможно было поддержать на колхозные трудодни. Он и жил на одну стипендию, да на обычные студенческие приработки — вечерняя разгрузка товарных вагонов. Хватило Булата на год. Жизнь впроголодь способна подорвать здоровье и молодого организма. Обращение за помощью к тогдашнему руководству республики ничем не закончилось, и он вернулся домой. Странная наша особенность — помогать тем, кто в помощи уже не нуждается, обласкивать тех, кто уже обласкан, пристраиваться к уже состоявшемуся успеху. Эта удивительная любовь к плодам, но не к яблоне!

Дома Булат застал больного брата, поэтому, даже поправившись, он не мог позволить себе вернуться в Москву. Уже немолодой матери трудно было нести ношу единственного кормильца, и Булат остался. Он стал работать в оркестре Радиокомитета и в Осетинском театре. Ему было всего двадцать три года. Он не раз возвращался к мысли о необходимости закончить образование. Однажды вполне серьезно собирался поступить в тбилисскую консерваторию на оперно-симфоническое дирижирование. Однако время московских и иных «университетов» закончилось. Работа в оркестре и в театре поглощала его все больше и больше. Булат становился все более заметной и значимой величиной — в Тбилиси его уже просто не отпустили. И он работал и учился, благо, учиться было у кого.

Земфира Калманова, Надежда Ходова, Венера Дзеранова, Серафима Икаева, Сима Ревазова. Это не просто имена — это целая эпоха нашей истории, нашей культуры. Когда-то казалось, что она никогда не закончится. А сегодня думаешь, как же быстро пролетело это время! Какие имена! Какие люди! Они были в музыке, в живописи, в литературе, в театре! Сегодня многие из них в нотах, в музеях, на полках… на Аллее славы. А тогда они были в живых звуках оркестра, в тюбиках еще не выжатой краски, в готовых к набору рукописях, на сценах театров, переполненных влюбленными в своих кумиров зрителями.

Булата очень быстро заметили. В звучании его гармошки было нечто новое, не похожее на слышанное прежде. Ведь до недавнего времени на гармошке играли только женщины. А они, скорее всего, иллюстрировали музыку, играя на слух передаваемые буквально из рук в руки от одной гармошки к другой мелодии, сохранявшиеся индивидуальной памятью каждой исполнительницы.

Булат не просто играл, он старался осмыслить мелодию, найти в ней что-то новое. Наигрыш, звучавший в различных импровизациях, он обрабатывал и фиксировал в нотах в логически законченном варианте. Разумеется, это не отменяло импровизацию, но она шла уже вокруг четко обозначенной темы.

Булат никогда не был просто гармонистом, то есть исполнителем чьей-то музыки. Обрабатывая старинные осетинские мелодии, он как бы создавал их заново. И новое их звучание было интереснее и богаче прежнего. И в этом смысле он всегда был творцом, а не статистом. Именно он по-настоящему сделал гармошку концертным инструментом, для которого серьезные композиторы стали писать серьезные произведения, в которых она играла солирующую партию.

Но одной гармошки ему было мало. Наверно, не случайно молодому музыканту доверили возглавить оркестр народных инструментов. По тем временам очень даже номенклатурная должность. Оркестр под управлением Булата Газданова быстро превратился в один из лучших творческих коллективов Осетии.

А он продолжал учиться. Иногда весьма странным образом. В 1966-ом году, проезжая вместе со своим другом Володей Азиевым мимо группы абитуриентов около университета, Булат поспорил с ним, что поступит в медицинский институт. Самое удивительное, что поступил и проучился в нем на очном отделении три курса. Учился, продолжая работать в оркестре и в Осетинском театре. Судя по слухам, был хорошим студентом-медиком и ушел, несмотря на все уговоры, осознав всю блажь своего поступка. Хотя, всмотритесь в Булата нынешнего, по-прежнему высокого и подтянутого, с шевелюрой седых волос, с длинными и крепкими пальцами рук. Ну, чем не доктор! Он и был очень часто в своей музыке врачом для многих душ, заполняя их красотой и гармонией.

Собирая и обрабатывая народную музыку, Булат начал писать свою собственную. Нет, он не был профессиональным композитором — в том смысле, что не оканчивал композиторского отделения консерватории. Да он и не покушался на симфонические и иные классические формы музыки. Правда, он занимался на композиторских курсах, созданных при Союзе композиторов Северной Осетии.

Булат стал писать музыку к спектаклям Осетинского театра. И получилось это как-то очень естественно, ведь Булат работал в театре именно гармонистом. В те годы, когда еще не было современной звуковой техники, музыкальное оформление спектаклей было живым. Булат играл то за кулисами, то выходил с гармошкой на сцену в массовых сценах. Артисты того поколения были очень музыкальны, многие из них неплохо пели. Чего стоит только один Исак Гогичев. В драматургическую ткань спектаклей стали вводиться песни, автором многих из них становился Булат. И если поначалу был в этом элемент случайности, этакой производственной необходимости, то в дальнейшем и сам Булат осознал, и окружающим стало понятно, что получается у него писать песни совсем даже неплохо. Как минимум, в пятнадцати спектаклях Осетинского театра звучали музыка и песни Булата Газданова. Спектакли со временем снимались из репертуара, а песни продолжали жить самостоятельной жизнью. Настолько самостоятельной, что иногда забывался их автор, и воспринимались они народными.

Недавно Булат выпустил сборник своих песен. Выпустил не без труда — частью на спонсорские деньги, но большей частью на свои, залезая в долги. Пятьдесят песен, многие из которых на слуху с детства, и только сегодня открываешь для себя, что написал их Булат.

У каждого времени свои песни и свои певцы. У песен 60-х, 70-х, 80-х годов были прекрасные исполнители: Исак Гогичев, Владимир Баллаев, Ким Суанов, Елкан Кулаев, Таисия Тогоева, Федр Суанов, Надя Кокаева, Светлана Медоева, Эмилия Цаллагова, Юрий Бацазов, Долорес Билаонова, Анатолий Хугаев, Аза Мисикова, Петр Мукагов… А потом появились Станислав Собиев, Владимир Тайсаев, Владимир Кабанов, Алла Хадикова, Жанна Габуева.

Каждый из них был личностью, со своим характером, симпатиями и антипатиями, со своим специфическим представлением о самом себе и своих коллегах. Но к Булату тянулись все, потому что с ним было приятно и удобно работать. Он прекрасно знал репертуар и понимал, что у того или иного певца получится, а что ему петь не стоит. Тактичный и уступчивый до того момента, когда не поймет, что уступать дальше — вредить делу. Дотошный и придирчивый на репетиции, на сцене Булат делал все, чтобы помочь певцу, старясь как бы уйти в тень, считая, что должны прозвучать и понравиться именно песня и ее исполнитель.

Для многих становление творческой карьеры начиналось у Булата и с Булатом. Не все, правда, состоявшись, оставались с ним. У кого-то работа с ним превращалась в целую эпоху, а для кого-то она была лишь эпизодом. Возможно, у Булата и были свои предпочтения среди исполнителей, но он умел работать так, что каждому певцу казалось, что именно с ним ему приятней и интересней работать — редкое и замечательное качество, особенно необходимое в артистической среде.

Гармошка и сегодня способна заменить целый оркестр, но было время, когда она им была постоянно, особенно, если нужно было поехать с концертом в дальнее село, на колхозный стан, в заводской цех, куда не с руки было везти целый коллектив. Она и звучала у Булата как оркестр, хотя свой оркестр народных инструментов он любил не меньше. Ему он отдал большую часть своей уже не короткой, и дай бог еще длинной, жизни.

Булат пришел в оркестр молодым парнем, когда тот только-только создавался. Набирался оркестр через конкурс, и не всякий профессиональный музыкант сумел его пройти, а Булат прошел это испытание, хотя был еще студентом третьего курса музыкального училища. Коллектив получился крепким, с опытными музыкантами, у которых Булат сам многому научился.

Но, учась у других, он научился создавать и накапливать нечто важное и свое, что очень скоро заставило окружающих называть этот оркестр не иначе, как оркестром Булата Газданова. Он его по духу, по сути своей, по внутреннему нерву, по творческой доминанте. Оркестру могут не присвоить имя Булата, и, дай бог, он будет когда-нибудь работать с другим дирижером. Но и тогда он останется оркестром Булата Газданова. Потому что не по записи в трудовой книжке был он его руководителем, а по праву мастера и творца, для которого оркестр и любимое детище, и любимый инструмент, с помощью которого Булат выражает в музыке душу своего народа и свою собственную любовь к нему.

Высокий и седой, немолодой и удивительно нестарый, он, кажется, наконец, адаптировался к новой жизни, преодолев внутреннее недоумение и обиду на кажущуюся невостребованность. Борьба за свой оркестр собрала и подтянула его, и в свои семьдесят он выглядит поэнергичней многих тридцатилетних. В нем те же чувство юмора и иронии, и вроде не было странного десятилетия неопределенности и застоя. Булат по-прежнему узнаваем и любим, и каждый его новый выход на сцену сопровождается громом аплодисментов и радостными улыбками, в которых ожидание его игры, поддержка и искреннее желание, чтобы так продолжалось еще много-много лет.

Эдуард Дауров

http://free-view.org/2016/06/18/bulat/