Харитон Цховребов. Небесные дороги прославленного летчика

Харитон Николаевич Цховребов ветеран Великой Отечественной войны, майор, заслуженный пилот СССР, на его счету — 644 боевых вылета. Участник сражения Северной группы войск, Северо-Кавказского, Степного и Второго Украинского фронтов.

За выполнение боевых заданий в годы Великой Отечественной войны и безупречный труд в гражданской авиации Х.Н.Цховребов награжден 8 орденами: Ленина, Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени, Отечественной войны 1 степени, двумя орденами Отечественной войны 2-й степени, орденами Красной Звезды, орденом Честь и Мужество, Знаком почета и 14 медалями. 

Цховребов налетал безаварийно 20000 часов. За эти же годы подготовил более 150 командиров воздушных кораблей, как гражданской авиации СССР, так и других, дружественных нам стран.

17 апреля 1967 г. Харитон Николаевич со своим экипажем совершил первый беспосадочный перелет по маршруту Москва-Токио-Москва.

Первые беспосадочные полеты на самолете Ту-114 совершил именно экипаж Харитона Николаевича последующим авиатрассам: Москва-Нью-Йорк, Москва-Хабаровск, Москва-Вашингтон, Москва-Владивосток, Москва-Галифакс (Канада), Москва-Токио.

Первые полеты также совершил экипаж Х.Цховребова по маршрутам: Москва-Конакри (Республика Гвинея) — Гавана, Москва-Конакри-Бразилия (Бразилия), Москва-Конакри-Аккра (Республика Гана).

Экипаж самолета Ту-114, возглавляемый пилотом Х.Н.Цховребовым, совершил беспримерный перелет из Гаваны в Москву (через Мурманск). Воздушный лайнер прошел без посадки 10900 километров. Ни один гражданский самолет в мире еще не совершил беспосадочных перелетов на такое расстояние

Трудное детство

Я родился в Цхинвале в семье крестьянина бедняка. Мой прадед был выходцем из Джавского района. Приехав в город Цхинвал, он купил дом, в котором мы впоследствии жили. Дедушку звали Майор Михайлович Цховребов, бабушку Мария Парсадановна Цховребова. Она долгие годы работала уборщицей в осетинской школе на ул.Дачная, где я учился. Собственно, на ее зарплату вся семья и жила. Отца звали Николай Майорович, мать -Лиза Васильевна.

Детей нас было четверо: три мальчика и одна девочка. Самым старшим был я (родился в 1920 году. Как вспоминала бабушка, был я крикливый. Во время преследований грузинскими меньшевиками, семье приходилось прятаться то в полях, то на конюшне, и мать зажимала мне рукой рот, чтобы я не привлекал своим плачем внимание). В 1926г родился Борис, потом Павел, а потом Женя, наша сестра.

Жили мы напротив городского суда.

В 1933 году я начал работать курьером в горсуде. Прибегал со школы, мать кормила, чем могла. Вешал сумку с повестками через плечо и бегал по улицам. Город я знал хорошо и быстро справлялся со своей работой. Моя зарплата поддерживала семейный бюджет, чему я был очень рад. Приносил зарплату и вручал ее матери. С первой зарплаты мама купила кусок ткани и пошила мне к празднику костюм, чувяки. Так, первый раз я отправился на демонстрацию 1 мая. До этого я никогда не ходил, потому что не было денег на прличную одежду, мы жили очень бедно. Но несмотря на бедность, жили дружно, семья была порядочная. Нас воспитывали дома в очень строгих нравах, в строгих понятиях уважения к страшим, к окружающим. Дед всегда нам говорил — уважайте окружающих, уважайте соседей, иначе и вас не будут уважать. В случае беды сосед всегда придет на помощь раньше, чем твой родной брат — учил дед. Он сам был очень внимателен к людям, с которыми имел дело и этому же учил нас, детей.

Что касается государства, мой дед, будучи неграмотным, очень мудро рассуждал и часто напоминал: дети мои, любите власть, вам предоставлена возможность бесплатной учебы, государство вас лечит бесплатно.

Он долгие годы прожил при царской власти и долгие годы кроме бедности ничего не видел.

С малолетства он нам прививал патриотизм, любовь к родине, к правительству, к существующей в то время системе. Позже мы были благодарны нашим родителям, дедушке с бабушкой, что они в нас воспитали порядочность. Как бы трудно ни жилось, но не дай Бог, если бы кто взял чужое яблоко без разрешения хозяина. Лучше попросить это яблоко у хозяина, но если залез в чужой сад и взял без разрешения чужое — домой не приходи. В таком духе нас и вырастили — чужое есть чужое, твое есть твое. Работай, и у тебя все будет.

Со мной учился Ваня Хабалов, Славик Догузов, дружно жили…

Мы ездили в детсве часто в гости к маминой родне — Остаевым…

Когда я стал работать курьером, попутно занимался спортом. Также успевал ходить на музыку. Три года учился играть на скрипке. Мне дали государственный инструмент и дома я доставал дедушку музыкальными гаммами — долгим пиликаньем на скрипке.

Нас подготовили к ученическим концертам, но за месяц до концерта наш учитель, 80-ний Гонсольский скончался. Его дочь тоже играла на скрипке, они жили напротив городской типографии. Дочка провела с нами  концерт и уехала. Инструмент пришлось отдать, репетировать было не на чем, а пока появился новый учитель, я уже переквалифицировался на класс трубы. В музыкальном училище при театре обучали игре и на духовых инструментах. За полгода мне удалось пройти двухгодичную программу и догнать своих друзей в группе. Ноты я всегда читал хорошо, нужно было только «набить» губы, чтобы как следует тянуть ноту. Вскоре я стал прилично играть, а не «гудеть» на трубе.

Наш выпускной концерт транслировали по радио. Я исполнял «Антракт» из балета «Раймонда». После этого меня пригласили в симфонический театр нашего театра.

С удовольствием посещал и кружок национальных танцев.

Помню, наш старый учитель по скрипке Гонсольский не пускал нас к себе на занятия с кинжалами. Во время танцев нам выдавали черкески и кинжалы, а кабинеты были рядом. Переодеваться иногда не успевали. Но учитель боялся, что мы в пылу обиды пырнем его холодным оружием, так как за нерадивость частенько бил нас по пальцам смычком.

Пригласили меня в оркестр и платили зарплату уже больше, чем бабушке. Она получала 70 рублей, а я 80. Жить семье, конечно, стало легче. Параллельно начал работать инструктором физкультуры. Так проходили годы. В школе я не блистал учебой. Удавалось перебиваться за счет хорошей памяти. У нас не было возможности покупать учебники, учился по чужим книгам. Училась со мной армянка Мария Степанян, ее отец был директором магазина, жили они в достатке. Они жили на ул.Карла Маркса за мостом. Я приходил к ним после того, как она заканчивала заниматься, сидел у них во дворе, читал. Письменные занятия не выполнял, так как не было возможности покупать тетради.

За счет спорта, когда разыгрывали первенство между школами, организациями, я был капитаном футбольной команды. Мы выиграли первенство. К нам был прикреплен Джаджиев. Он взял всю нашу команду после победы и повел к будке с лимонадом. На целый рубль наша команда напилась вкусного лимонада.

Сейчас покупают футболистов, а тогда позвали меня, позвали Олега Кумаритова, Сергея Кумаритова и предложили перейти в техникум. Директор техникума Эраст Багаев спросил — не хотим ли мы перейти в техникум? Но я не мог сдать экзамены, о чем и сказал ему. Эраст Багаев пообещал, что никаких экзаменов не будет. Нужно только наше согласие, потому что мы «делали погоду» в команде. Согласились и перешли в техникум после 7 класса. Багаев попросил преподавателей, чтобы нам организовывали консультации, и мы смогли догнать свои однокурсников. С нами занимались каждый день. Особенно трудно мне давалась химия. Преподавателем была Эльза Элизова , она занималась со мной постоянно. Кумаритоа Олег тоже хорошо занимался, позже, после войны, он стал редактором газеты «Южная Осетия». А Сергей не выдержал и вернулся обратно в среднюю школу. Меня выручала библиотека и хорошая память… Нормально закончил техникум.

После техникума в моей жизни наступила полоса, связанная с аэроклубом

В 1936 году в Цхинвале открыли аэроклуб. В тот период был брошен клич Сталина — «Все на самолеты». Скажу откровенно, наш народ этот клич воспринял с большим энтузиазмом. Открытие аэроклуба было встречено с большим энтузиазмом и уважением. К личному составу аэроклуба относились очень хорошо. Мы, футболисты города, подружились с летчиками. Так как я прилично играл и был капитаном команды, у меня появились в клубе друзья: Романов — начальник аэроклубной службы и инструктор Монченко. Они всегда приходили болеть за нас на наши футбольные встречи. У нас была прекрасная дружба. Они были старше меня и относились ко мне ласково, как к младшему брату.

К нашему несчастью, в этот период, в 1937 году случилась трагедия. Стоял теплый солнечный день. У аэроклуба был день командирской учебы, то есть когда тренировали не курсантов , а тренировался сам командный состав. Проводили они такие учения каждый понедельник.

Я в это время находился на восточной стороне города, на кладбище, играл на похоронах с духовым оркестром. С высоты кладбища аэродром был как на ладони. Все произошло на наших глазах. Мы наблюдали, как они исполняли фигуры высшего пилотажа и вдруг самолет врезался в землю…Поднялось облако пыли. Мы не могли бросить играть, я помню до сих пор, как в груди билось сердце, как сперло дыхание…Как только закончились похороны, я отдал трубу кому-то из музыкантов и мы, несколько человек, побежали на другую сторону города, к аэродрому, где упал самолет.

Прибегаем к этому разбитому самолету…Они выполняли какую-то фигуру, я тогда не соображал, какую…им не хватило высоты…

В этот день я решил, что стану летчиком и продолжу дело своих друзей.

Из-за произошедшего инцидента в 1937 году разогнали руководящий состав аэроклуба. Назначили новое руководство. Начальником аэроклуба назначили Сергея Цхурбаева Николаевича. Он уже был опытный линейный летчик.

Из Тбилиси прислали нового начальника летной части Олега Белецкого. Назначали нового командира отряда Сергея Константиновича Коблова. Назначили новых командиров звеньев — Казбега Кибизова и Александра Гаглоева.

Начальником штаба назначили из военных старшего лейтенанта Штудникова.

Появились новые инструктора и в конце концов аэроклуб снова нормально заработал.

В 1938 году, когда оканчивали техникум, некоторые мои друзья изъявили желание поступить в аэроклуб без отрыва от производства. Я поступил в аэроклуб, закончил теоретическую часть, затем нас разделили и я попал в группу инструктора Михаила Цагарели, которого нам прислали из Тбилиси. Учились летать, закончили аэроклуб.

Сталинградская школа летчиков-истребителей

В конце выпуска, тех, кто хорошо учился, отправили в Сталинградскую школу летчиков-истребителей. Туда приезжали учиться со всего Советского Союза. Обучали истребителей, штурмовиков, бомбардировщиков.

Всех прибывших построили, дежурный по школе был капитан Белов. И вот помогал ему старшина. Когда выстроили всех прибывших, старшина доложил капитану, что всех прибывших курсантов построили. Он оглядел весь строй и спросил:

— Осетины есть?

Мы все хором ответили:

— Есть.

Он дал команду:

— Осетинам три шага вперед.

Мы, не понимая, в чем провинились, выполнили приказ. Он подошел к нам ближе, посмотрел каждому в лицо, улыбнулся и дал указание старшине:

— Всех их зачислить ко мне в эскадрилью!

Нас зачислили в эскадрилью Белова.

Прошли мы мандатную комиссию, прошли карантин, нас помыли, переодели в военную форму, постригли. В новой форме мы выглядели солидно, все не могли налюбоваться друг на друга.

Началась учеба. Через три месяца нас, пятерых человек, которые на отлично закончили аэроклуб, вызвали к начальнику училища, майору, проводившему мандатную комиссию. Он нам сообщил неприятную вещь о том, что по требованию местных властей аэроклуба города Цхинвала, нас: Козаева, Цховребова, Боженко, Коршунова и Мамиашвили направили обратно в аэроклуб для того, чтобы были местные кадры. Для родины требовались инструктора.

Мы были ужасно расстроены. Каждый из нас мечтал стать военным летчиком, тем более, истребителем. Нас отчислили со школы, рассчитали, военную форму мы сдали, оделись в старую одежду. Одежда после дезинфекции была страшно помятая, у нас был не самый лучший вид, что еще больше опечалило всю компанию.

Пять дней мы ходили вокруг проходной. Со слезами на глазах упрашивали, чтобы нас взяли обратно. Начальник вышел к нам и сказал:

— Ребята, я не могу не выполнить приказ, мне очень жаль с вами расставаться.

Возвращение в Цхинвал

Что делать? Поехали домой. Пока мы добирались до Цхинвала, люди в пути от нас шарахались, так плохо мы выглядели в нашей помятой одежде.

По приезду в Цхинвал Козаев, Боженко и я пришли к начальнику, сказали, что прибыли по его приказанию. Он улыбнулся и сказал, что мы нужны аэроклубу. А Коршунов и Мамиашвили вообще отказались явиться, ушли из авиации вообще. Они хотели быть именно военными летчиками, а не гражданскими. Так мы остались в аэроклубе. Нам потом организовали специальные клубы летчиков-инстукторов.

В 1939 году мы учились теории и летали практически, чтобы улучшить свое пилотирование, в средине 1940 года, нам дали по голгруппе — шесть человек, под наблюдением командира звена. Нас учили методике обучения. Самому летать проще, а вот учить труднее. Методика такая, что нужно многое знать. Нужно было передать курсанту, что ты хочешь от него добиться или думать, как у него устранить ту или иную ошибку, которую он допускает. Вот это объяснение должно было быть четким и членораздельным.

Стажировку тоже закончили и выпустили нас с свидетельствами летчиков-инструкторов аэроклуба. Зачислили в штаб в июле 1940г летчиками-инструкторами. Начал работать в Цхинвальском аэроклубе с 1 июня 1940 года.

Обучение проходило нормально, на курсантов я никогда не кричал, не грубил. Один раз ко мне подошел один из курсантов, грузин по национальности, с просьбой, чтобы я его не ругал по матери, если он будет допускать ошибки во время учебы. Ему якобы сказали, что такое случалось в аэроклубе.

Я был очень удивлен, улыбнулся и сказал:

-Я не умею ругать по матери, не бойся, но, когда ты меня сильно разозлишь, можно я назову тебя «Чочори»?

Он засмеялся и говорит:

— Да, конечно, это хорошо, мне нравится.

Так мы у меня состоялась два выпуска, третий в 1941 году я не закончил.

Настал день, когда уже почувствовал себя полноценным летчиком-инструктором, работал уже самостоятельно. Хоть и не дали мне стать военным летчиком, все равно я был горд своей профессией.

Был Герсан Кулумбеков, младший лейтенант военно-воздушных сил, служил он в одесском военном округе.

У меня было очень много наград по спорту. И по футболу, и по волейболу, и за лыжи. Был чемпионом области на 15км на пересеченной местности. Помню, как мне вместе с грамотой за первое место подарили книгу «Витязь в тигровой шкуре». Я ее храню до сих пор.

За успешное окончание курсов летчиков-инструкторов я был награжден грамотой ЦИКа, за подписью председателя ЦИКа в Южной Осетии Хубаева. Это первая награда в летной жизни было хорошим началом.

Работал с большим желанием. Получал уже приличную зарплату — 625 рублей, семья жила хорошо. Это были большие деньги. За выпуск курсантов нам еще платили премиальные, за отличника 60 рублей, ха хорошиста — 40 рублей.

Герой Советского Союза Чочиев пришел к нам уже инструктором. Но работал у нас командиром звена.

Война

В один воскресный день 1941 года наш коллектив аэроклуба был за городом. Купили барана в деревне. Цхурбаев был женат на сестре Чочиева и в ихней деревни мы и гуляли в тот день. Выпивку взяли с собой. Выходной провели прекрасно. Но когда приехали домой, всех застали в слезах. Что такое? По радио передали, что Германия напала на СССР, началась война.

На следующий день пришли на работу. Начальник аэроклуба получил новую инструкцию, как проводить работу в военное время, что изменить. Цхинвальский аэроклуб тысячами передал свои выпускников в военные училища Красной армии, а уже концу 1941 года третий выпуск не завершил. Уже началась мобилизация инструкторов. Из старших первыми забрали Коблова и Чочиева. Они попали в разные авиации, Чочиев попал в штурмовую, а Коблов в истребительную. У них был хороший опыт и потому они удачно и легко переучились на боевые самолеты.

Я вспомнил одну газету, в которой писали «Коблов на истребителе ИЛ-16 воевал против 16-ти «Мессершмитов» и вышел победителем, сбив в бою 4 самолета противника». Бой проходи в районе города Ростов — на — Дону. Позже он стал Героем Советского Союза. Жаль, что жил недолго, он погиб после войны в 1948 году. Разбился на реактивном самолете, еще опыта было мало, тогда только пересаживались на реактивные самолеты. К сожалению, не знаю точно, как все случилось.

Так же и Чочиев. Он закончил войну Героем Советского Союза на штурмовике. Случилось тоже самое. Он облетывал самолет после смены двигателя. Двигатель после взлета сдал, у Чочиева не было выхода, он упал на город. Тоже погиб после войны.

Нас с Цхурбаевым тоже мобилизовали, доехали до Тбилиси, и там центральный аэроклуб за нас заступился, чтобы нас не забирали сейчас, а дали возможность закончить набор. Вернули обратно. Но военкомат взял верх. Через несколько дней Цхурбаева забрали, меня оставили. Потом забрали Кибизова. Я тоже дождался своего дня. Меня тоже мобилизовали. Я попал не в боевую часть,  в Тбилиси была авиационная школа №26 для летчиков. Из аэроклуба брали инструкторов потому, что там работали молодые летчики выпускники кировобадской школы, сержанты, не имеющие опыта обучения.  Мне дали группу, у которой я был уже третьим инструктором. До меня были два молодых сержанта, которые не справились со своей работой. Мы переучивали личный состав не из молодежи, а из тех, кто работал раньше в ВВС. И с ними нужно было уметь находить общий язык, они ведь не были новичками. Молодые инструктора пытались больше командовать, а эти их посылали куда подальше. Они были лейтенантами или младшими лейтенантами, а их инструктора были в звании сержантов.

Потянулись туда из кутаисского и батумского аэроклубов, мы помогли хорошо, выпуск состоялся. В наше звено позже прибыл  Боженко, которого тоже мобилизовали.

Командиром звена у нас был Сурен Суренович Караджев, лейтенант. Он был выпускником Сталинградской школы истребителей. В паре с нами работали также сержанты Каджая и Себастьянов. У нас с Боженко опыта, конечно, было больше.

У нас проводились низкополетные учения и на фигуре в зоне…Низкополетные были сложнее. Я заканчивал со своими курсантами и посылал их на фигуры, а командир звена Караджев меня просит:

— Харитон, помоги, не успеваю с другой группой.

— Хорошо, тогда следите за моим самолетом.

Он следил за моим самолетом, чтобы тот не отклонялся от своей зоны и не был потерян из виду. А я занимался уже с чужими, неуспевающими. За счет этого наше звено продвигалось и мы в нашем отряде занимали первые места.

Был случай, когда мы пришли в армию. Раньше нам в запасе присваивали звание младшего лейтенанта или лейтенанта запаса. Был издан приказ — у всех летчиков, которые не прошли срочную службу и имеют звания лейтенанта или младшего лейтенанта, снять звания и присвоить им звания младшего сержанта или сержанта.

Нам с Боженко присвоили младших сержантов, после сержантов, а затем и старших сержантов за успешную работу.

Так работали до сентября 1942 года.

На фронт

В октябре 1942 г. Харитон Николаевич Цховребов попал в действующую армию. Потом Черноморская группа войск, позже Северо-Кавказский фронт, Краснодар. В 1944 г. он зам.командира авиаэскадрильи 85-го отд. авиаполка, 2-й Украинской фронт. В 1945 г. в составе 2-го Украинского фронта он в Братиславе. До конца войны Харитон Николаевич в действующей армии… Молдавия, Румыния, Венгрия, Австрия…

Цховребов совершил 664 рискованных вылетов, перевез 990 раненых, 529 литров консервированной крови для них, 4598 килограммов медикаментов и свыше 10000 килограммов медицинских грузов, перевез 177 медработников и командиров.

Был тяжелый период под Москвой. Гитлеровские войска рвались в Москву. И тогда было принято решение Верховным командованием сократить некоторые училища. Учеников всех отправили на фронт. Летчиков раздали по войсковым частям. Мы с Боженко попали в 762-ой истребительный полк. Вышли из отдела управления кадров, посидели, поговорили. В это время выходит наш бывший командир эскадрильи в школе, майор Васкарян. Он хорошо нас знал, спросил о нашем решении. Мы показали Васкаряну наши направления.

Майор прочитал — в запасной полк на переучивание на истребителей. Он попросил подождать его и вернулся с нашими направлениями в отдел кадров. Через некоторое время Васкарян возвратился с новыми направлениями, уже в 23-ую санитарную эскадрилью, которая только начиналась формироваться при Управлении фронта. Эта была отдельная санитарная эскадрилья на правах полка.

Васкарян забрал нас к себе. Что ж, никуда не денешься. Пока мы укомплектовывались в Гардабани, на небольшом аэродроме на окраине Тбилиси, к нам прибыла Мария Афанасьевна Титарь, украинка с Полтавской области. Она была в группе девушек, которых прислали из Краснодара в качестве санитарок. У Марии был красивый почерк и ее взяли в штаб помощником писаря для заполнения документов. Там мы и познакомились с моей будущей супругой.

Мы улетели. В октябре 1942 года был уже в действующей армии в северной группе войск, в казацких степях, в районе Кизляра, Грозного.

Там воевала кавалерия, донские казаки, кубанские казаки, котрых мы обслуживали. Тяжелораненных, сердечников или черепников возили в санитарных самолетах, спасали их. Так мы и работали до конца 1942 года, потом нас перебросили в Черноморскую группу войск на побережье Черного моря. Севернее Туапсе, в ущелье Агой был аэродром. Вот туда перебазировались, оттуда летали к черноморскому побережью, где происходили бои. Вывозили тяжелораненых, очень трудно было там работать, потому что аэродромов было мало, госпиталей много, а туда привозить с боевых действий нужно было срочно. Не считались с погодой. Иногда штурмовая авиация стояла, не летала из-за сильного ветра, а санитарной авиации летать приходилось.

Нарушитель

Один раз я прилетел на аэродром в Геленджик. А в Геленджике штурмовая авиация стояла, не летала из-за погодных условий. Мы посадили самолет, ветер был такой, что подымал хвост самолета. Нам на встречу, когда рулили, подбежали солдаты, помогли зарулить самолет на место и привязать его.

Когда доложили командиру дивизии, он приехал, позвал меня на командный пункт и заругался на меня матом:

— Вы сумасшедший, вы нарушитель, боевая авиация не летает, а вы что делаете?

Я ему говорю:

— А зачем меня ругать, это приказ командования, мы же не самостоятельно улетели.

Он и слушать не хотел, обещал отправить на гауптвахту. Я знал, что ни на какую гауптвахту комдив не отправит. Привезли раненных бойцов. Он видел, с какой осторожностью их погружают на санитарный самолет, потому что у них были тяжелые ранения. Мы потихонечку вырулили, поднялись и полетели, чтобы доставить людей в госпиталь.

А командир дивизии, наконец, понял, какую работу мы выполняем. А то не понимал, боевые самолеты не летают, а санитарные летают — как это возможно?

В таких условиях мы работали.

Вражеские истребители

Когда в феврале 1943 года освободили Краснодар, мы перелетели туда из Агойа. И там у нас работы прибавилось. Шли ожесточенные бои.

Спасали разведчиков, партизан, которые попадали в беду. Мы летали через окружение, доставляли раненных бойцов в госпитали. Во время одного из таких полетов, мы летели из Краснодара, мне дали Владимира Анкудинова.

Мы летали на малой высоте, потому что на большой высоте нас хорошо было видно и, соответственно, легко сбить. Прятались между деревьями, холмами. Все же нас узрели. Когда летишь на малой высоте, чтобы не потерять связь со своим ведомым, нужно приподниматься по очереди, что означает — связь потеряна.

Нас засекли два вражеских истребителя и стали нас атаковать. Я быстро рванул в ущелье, кружил там долго, пока не замотал врагов. Они не могли поймать меня для прицельного выстрела. А Алькуддинова поймали и обстреляли. Над ним сделали три захода, его сбили, но его самолет упал на молодые деревья. Самолет остался цел, а двигатель продырявили. Они еще обстреляли упавший самолет. Мы летели тогда в сторону станицы Крымская. Раненных у нас не было, только перевязочные материалы, медикаменты.

Его сбили, я покружился, и когда меня бросили истребители, начал его искать. Нашел. Он был недалеко от самолета, выполз, показался мне. Я обрадовался, что он жив. Приземлился недалеко на пахотную землю, посадил его на самолет, долетели до места. В обратный путь пришлось лететь с раненными бойцами, а третьего места не было. Привязал Алькуддинова к стойке ремнем. Так мы и вернулись. Доложили в эскадрильи о произошедшем инциденте.

Был у нас инженер эскадрильи Яишвили, очень толковый инженер. Я повез его на место падения самолета, чтобы приняли решение, стоит ремонтировать самолет или не стоит. Так как двигатель был дырявый, пришлось самолет бросить.

Полет вслепую

Наша служба продолжалась.

Мы базировались в Грозном. Там был такой случай. Их кизлярских песков, с передовой, нужно было взять раненных и отвезти в госпиталь в Грозный.

Погрузили раненных. Прилетел к Терскому хребту. А Терский хребет закрыт, не могу пересечь визуально…Если кругом облетать хребет, до Грозного мне не хватило бы светлого времени, и я бы не смог сесть, там не было ночного старта. Что делать? Или в облаках, вслепую, через хребет перелететь, или отправляться в окружную, но ночью я не мог сесть. Выбрал прямую дорогу в облаках вслепую. Тут я вспомнил с благодарностью нового начальника Цхурбаева, который давал нам тренировки в дни командирской учебы, чтобы мы умели ориентироваться.

Нам надоело тогда летать вокруг аэродрома, мы все мечтали вырваться на трассы. А он был опытный уже на трассах. На трассах, не умея летать вслепую, ты не годен для подобных полетов. Он нам давал во время этих полетов уроки, чтобы мы могли пилотировать самолет вслепую.

Кабину летчика закрывали полностью куском плотной ткани. Так мы учились управлять самолетом только по приборам. Это не все умели, особенно, начинающие летчики. Цхурбаев давал нам уроки тренировочных полетов по маршруту Цхинвал — Хашур — Гори — Цхинвал. Получалось 90 км полетного пути. Но в задней, незанавешенной кабине, сидел штурман, начальник штаба Будников. Он нас контролировал и подстраховывал наш полет. Эти тренировки, как оказалось, пригодились.

Я перелетел от станции Червонная через облака над Терским хребтом в город Грозный. Произвел посадку, доставил во время раненных бойцов.

Оказывается, в Цхинвале зимой выпадает снег

Наш аэроклуб славился своей дисциплиной, качеством подготовки курсантов. Коллектив был дружен, что было заслугой Цхурбаева. Технический состав у нас тоже был сильный, к нам из России приезжали лучшие техники. Почему? Как отличники, выпускники могли по праву выбирать место работы. И они выбирали Юг. Есть аэроклуб в Цхинвале, раз на Юге, то легче работать, зимняя эксплуатация не требуется.

У нас работали Миленчук, Торопский, Венцов, Попов… Потом уже они узнавали, что, оказывается, в Цхинвале зимой выпадает снег. Деваться, правда, уже бывало некуда. Но работали они прекрасно, грамотные были специалисты.

(Продолжение следует)

На фото:
Летчик-инструктор аэроклуба Харитон Николаевич Цховребов, октябрь 1941г.;
Х.Н.Цховребов с супругой Марией Титарь;
Бывший начальник Сталинирского аэроклуба Сергей Николаевич Цхурбаев, 1944г.;
Бывший командир отряда Сталинирского аэроклуба С.К.Коблов с семьей, 19.09.1943;
Инструктор Сталинирского аэроклуба А.П.Исаченко, январь, 1941г.;
Выпускники Сталинирского аэроклуба 1938г., справа летчик-инструктор Харитон Цховребов , слева младший лейтенант ВВС Советской Армии Герсан Кулумбегов.

Харитон Цховребов. Небесные дороги прославленного летчика

Харитон Цховребов. Небесные дороги прославленного летчика
Харитон Цховребов. Небесные дороги прославленного летчика
Харитон Цховребов. Небесные дороги прославленного летчика