Структурное противоречие осетинской власти

Внутриполитические события в Южной Осетии редко становятся предметом оживленной дискуссии. Как правило, в СМИ и в экспертном сообществе внимание фокусируется на двух проблемах республики. Во-первых, на вопросах безопасности, к которым относятся возникающие время от времени пограничные инциденты с Грузией. Вот и недавно в прессе широко обсуждалось задержание в Джавском районе Южной Осетии бывшего министра экономики так называемой «Временной администрации» (действующей под эгидой Тбилиси) Теймураза Джерапова. Югоосетинские правоохранительные структуры предъявили ему обвинение в «измене Родине». Во-вторых, экспертов и журналистов интересует проблема «восстановления» республики. До последнего времени эта тема была предметом взаимных обвинений представителей власти и оппозиции. Однако в апреле 2010 года она вышла в публичное политическое пространство. В дискуссию по этому крайне острому для республики вопросу включились представители разных ветвей югоосетинской власти. До нынешней весны споры и разногласия внутри политического класса Южной Осетии, конечно же, имели место, но они умело микшировались. По крайней мере, до обсуждения возможного выражения вотума недоверия республиканскому правительству дело не доходило.

Мы не будем пересказывать хронику ссоры президента Южной Осетии и контролируемого им парламента с главой правительства. Однако общий эскиз событий считаем необходимым представить. Начнем с того, что в республике ситуация, когда президент не может сработаться с правительством, возникает не в первый раз. При этом во всех трех казусах 2008-2010 гг., на которых чуть ниже мы остановимся более подробно, заметна определенная стандартная схема: Эдуард Кокойты пытается ужиться (пока это выходит не слишком удачно) с «приглашенными» премьерами. Таким образом, во многом данный конфликт носит не субъективный, а объективный характер. Это — не столько личная неприязнь, сколько попытка найти оптимальный формат взаимоотношений между югоосетинской элитой и российскими властными и деловыми элитами (иногда их трудно отделить друг от друга).

Сразу же после «пятидневной войны» Эдуард Кокойты, упрекнув министров в «бездействии», отправил в отставку команду Юрия Морозова. Этот премьер-министр занимал свой пост в июле 2005-августе 2008 гг. Именно он положил начало традиции «внешних премьеров». До него эту позицию занимали местные кадры – Зураб Кокоев (2005), Игорь Санакоев (2003-2005), Герасим Хугаев (2001-2003). До десантирования в Цхинвали Морозов работал коммерческим директором Курской топливной компании. Пока республика жила в условиях «разморозки» конфликта с Грузией, а обстрелы, захваты людей и перекрытия коммуникаций были «структурами повседневности» для Южной Осетии, роль правительства не была критически важной для первого лица непризнанного государства. Но после «пятидневной войны» ситуация изменилась. Из спорного региона Южная Осетия превратилась в фактический протекторат России, которая взялась за финансирование и обустройство своего теперь уже клиента. В этой связи для президента и его команды первостепенной задачей стало функционирование лояльного правительства, которое не смогло бы стать полноценным «бдящим оком Кремля». Обратим внимание на то, что после ухода Морозова Кокойты произвел значительное перераспределение властных полномочий. Функции восстановления республики были сконцентрированы не в правительстве, а в Чрезвычайной комиссии по ликвидации последствий грузинской агрессии.

Новое же послевоенное правительство заработало только 22 октября 2008 года. Его руководитель, Асланбек Булацев был представителем «цеха» силовиков.  В 1986-2006 гг. он служил в КГБ, а затем ФСК и ФСБ Северной Осетии и даже руководил финансовым отделом Северо-осетинского управления ФСБ. В 2006-2008 гг. он занимал пост руководителя налоговой службы РФ по Северной Осетии. То есть обладал опытом наблюдения за передвижением финансовых потоков из пункта «А» в пункт «Б». И хотя Булацева триумфально поддержал югоосетинский парламент (за него проголосовали 24 из 25 депутатов), в своей должности он долго не проработал. О «подкопах» под кресло премьера заговорили уже осенью 2008 года.  В ноябре этого же года президент республики создал «президиум правительства» во главе с самим собой, что позволило сократить полномочия главы правительства до минимума. Затем в декабре 2008 года Булацев, мотивируя свое решение проблемами здоровья, выехал в Северную Осетию. Вместе с ним Южную Осетию покинул и Алексей Пантелеев, занимавший пост министра финансов республики (выходец из Ульяновской области).  

Подобная практика взаимодействия президента и правительства при всей условности параллелей напоминала «чеченский алгоритм». Напомним, что в начале 2000-х годов, когда Москва после решения военно-политических задач по обеспечению контроля над Чечней приступила к формированию «мирных» управленческих структур в республике, была использована схема «местный президент – русский премьер». Однако тогдашний лидер Чечни Ахмад Кадыров оказался сильнее всех присланных из Москвы «наблюдателей» (Станислава Ильясова, Михаила Бабича, Анатолия Попова). Его сын с сохранением внешнего почета потихоньку вытеснил последнего «русского премьера» Сергея Абрамова. Таким образом, в Чечне «московское наблюдение» не стало эффективным фактором управления.  

В июне 2009  года Кокойты  озвучил тезис о необходимости реорганизации правительства, а в августе было принято новое кадровое решение. Во главе правительства республики встал Вадим Бровцев. Он стал третьим «внешним премьером».  С 2005 года и до назначения премьером Бровцев занимал пост председателя Совета директоров челябинской строительной компании «Вермикулит». Для Южной Осетии профессия строителя наряду с опытом контроля маршрутов финансовых потоков является сегодня одной из наиболее востребованных. В самом деле, в недавнем (22 марта 2010 г.) интервью «Коммерсанту» Роман Панов, заместитель министра регионального развития РФ (он же глава межведомственной комиссии по восстановлению Южной Осетии) заявил: «По плану мы предполагали восстановить к концу 2009 года 283 муниципальных многоквартирных дома, это практически все так или иначе поврежденные дома. На сегодняшний день мы закончили работы в 81 многоквартирном доме. В плане также были 322 индивидуальных дома — это дома, разрушенные либо полностью, либо больше чем наполовину. Из них в эксплуатацию введены 63». Цифры достаточно красноречивы.

До апреля 2010 года премьер-строитель не вступал в жесткую полемику с представителями югоосетинской элиты. Но после расширенного заседания правительства, в котором принял участие и президент Эдуард Кокойты, ситуация изменилась. Правительство стала объектом критики за неудовлетворительную работу над бюджетом, нецелевое расходование средств, коррупцию и непрофессионализм как отдельных чиновников, так и команды в целом. Дело дошло до того, что парламентарии начали подготовку к рассмотрению вопроса о вотуме недоверия правительству. Оно было намечено на 5 мая 2010 года. А 30 апреля президиум югоосетинского парламента решил создать специальную комиссию по расследованию деятельности правительства республики.

Но Вадим Бровцев в отличие от своих предшественников оказался не готов к быстрой капитуляции. Он провел несколько действенных акций как публичного, так и кулуарного характера. К первым мы можем отнести обращение с иском в суд о защите чести и достоинства, а также созыв пресс-конференции, на которой он подверг критике югоосетинских «силовиков» за слишком активное вмешательство в экономические процессы. Ко вторым относится его встреча с министром регионального развития Виктором Басаргиным. В итоге, президент Южной Осетии включил задний ход. Накануне назначенного обсуждения вотума недоверия, 4 мая, Эдуард Кокойты также встретился с Виктором Басаргиным, обсудив с ним ход и перспективы восстановления республики.  В итоге 5 мая вместо принятия вотума недоверия парламентом президент Южной Осетии заявил, что правительство не будет отправлено в отставку.

Обратим внимание, что конфликтная ситуация внутри югоосетинской элиты была актуализирована после того, как в марте нынешнего года глава министерства регионального развития озвучил цифры помощи РФ Южной Осетии. По его словам, в 2010 году из федерального бюджета в республику будет отправлено 5,7 миллиарда рублей. В 2008 году Москва выделила Южной Осетии помощь  на сумму в 1,5 миллиарда, а в 2009 году — 8,5 миллиардов рублей. Для сравнения: годовой бюджет Ставропольского края (региона с населением в 2,7 миллиона человек, то есть в десятки раз больше, чем у Южной Осетии и с площадью почти в 15 раз большей) составляет 50 миллиардов рублей (включая дотации федерального центра). Годовой же бюджет Чечни (северокавказской республики с особыми привилегиями) составляет (также в основном за счет федеральных дотаций) порядка 57 миллиардов рублей. Таким образом, выделяемые средства — это важный ресурс, значение которого многократно усиливается, если принять во внимание отсутствие у Южной Осетии  выхода к морю и развитой туристической инфраструктуры (хотя бы в масштабах Абхазии).

Какие уроки можно извлечь из этой конфликтной ситуации, которая в отличие от других стала достоянием общественности? Во-первых, мы можем констатировать, что в отличие от Чечни центр не стал полностью на сторону действующей местной власти. По крайней мере, в ситуации, когда представитель наблюдающей стороны показал готовность к сопротивлению, Москва оказала ему определенную поддержку.  Однако противоречия между Цхинвали и Москвой никуда не исчезают. И это четко дал понять Эдуард Кокойты. Жестко отстаивать свои позиции он сегодня не готов, но, в то же время, и признать работу правительства неудовлетворительной не может. «Некомпетентность отдельных министров не должна ставить под сомнение дееспособность всего правительства Южной Осетии. Будет создана депутатская комиссия, которая будет заниматься этим вопросом», — так комментирует нынешний майский компромисс югоосетинский президент.

Противоречия между «внешними премьерами» и местными президентами не могут исчезнуть просто потому, что конфликт между поставщиком ресурсов и их потребителем заложен в основу таких отношений. В этой ситуации важно не пытаться реализовывать неисполнимую задачу по искоренению такого конфликта вообще, а снижать издержки от него, переводить его разрешение в конструктивное русло.

Во-вторых,  нынешние страсти вокруг правительства снова высветили значительные различия между внутриполитической ситуацией в Абхазии и в Южной Осетии. Как справедливо указывают американские специалисты из Колумбийского университета Александр Кули и Линкольн Митчелл в недавней своей статье в журнале “American Interest”, «Абхазия и Южная Осетия почти всегда объединяются вместе во мнениях политиков и обозревателей, но существуют в действительности большие различия между двумя этими образованиями. Независимая Абхазия, по крайней мере, теоретически, выглядит благопристойно, и отражает устремления большинства населения, живущего там сегодня». В самом деле, внутри Абхазии ведутся споры по широкому спектру вопросов, начиная от объемов российского военного и делового присутствия и заканчивая вопросами гражданства и строительства политической нации. В Южной Осетии же дискуссия выстраивается преимущественно вокруг освоения российских финансовых средств. Впрочем, достижение в этом вопросе большей прозрачности и предсказуемости может стать важной предпосылкой для усложнения политической повестки дня этой республики. Однако это усложнение пойдет гораздо быстрей, если оно начнется и внутри большой России.

Сергей МАРКЕДОНОВ. Polit.RU