Жанры и формы осетинских народных песен

Итак, осетинская народная песня. Что известно сегодня широкому кругу интересующихся этим предметом и самому народу — носителю этого феномена художественного творчества?

Музыкальный фольклор осетин, как было отмечено выше, связан глубокими корнями с их жизнью и бытом и имеет многовековую историю. Истоки его — эпическая песнь и героико-бытовая песня — неотделимы от процессов формирования и образования осетинской народности. Песня принадлежит к наиболее демократическому виду музыкального искусства, поэтому в жизни общества песне всегда отводилось особое место. В истории человечества были периоды, когда хоровое пение становилось средством идеологической и политической борьбы, когда процесс формирования национальных обычаев, коллективного самосознания протекал в тесной связи с хоровым пением. Последнее часто становилось носителем конкретно-этнических особенностей того или иного народа, отражая существенные аспекты его жизни (географические, этнические, экономические, социальные, религиозные и др.). Песня повсюду сопутствовала и сопутствует жизни осетин — в радости, в горе, в повседневном труде, в массовых народно-зрелищных мероприятиях и д. Испокон веков она пробуждала и воспитывала чувства собственного достоинства и национального самосознания народа, побуждала его на ратные дела, была лучшим украшением досуга. Если ко всему сказанному добавить еще и то, что в ней нашли свое отражение почти все стороны быта, истории и социально-общественных отношений, то можно с полным основанием считать народную песню осетин с одной стороны историей их музыкальной культуры, а с другой — собственно их историей. Все то и определяет жанровое многообразие осетинской народной песни, представленное трудовыми, обрядовыми, бытовыми, героико-историческими, эпическими песнями-сказами, наконец, похоронными причитаниями по умершим. Рассмотренные нами материалы при всей ограниченности содержащейся в них информации представляют определенную ценность, но создать по ним сколько-нибудь полное представление о древней музыкальной культуре осетин и проследить в исторической перспективе пути ее развития, возникновение отдельных ее жанров и т.д., разумеется, не представляется возможным, т.к. для этого необходимы были бы прямые источники или записи образцов древнеосетинского песнетворчества или же конкретные письменные свидетельства о древнеосетинском музыкальном быте. Осетинское же народное музыкальное творчество, как известно, издревле развивалось как искусство исключительно устной традиции, хотя и оно имеет свои преимущества — отражать события исторической действительности через призму «сиюминутного» коллективного художественного творчества. Говоря о том, что осетинскую народную песню одновременно можно считать и историей осетинского народа, мы имели в виду отчасти и эту особенность памятников песенного творчества. Достаточно обратиться к знаменитому эпосу осетинского народа — Сказаниям о нартах — чтобы воочию увидеть здесь «во-первых, исторические реалии, во-вторых, мировоззрение народа» и, в-третьих — песенно-танцевальное искусство в полном эмоционального содержания живом быту. Своеобразной памятью и хранилищем событий минувших времен для бесписьменных (или младописьменных) народов, как известно, нередко служили их песни, сказки, предания, эпос и т.д. «…История была всегда у всех народов: у одних как предание, у других как сказка, у третьих как поэма, у четвертых как хроника и т.д. …». Таким хранилищем будней прошлого, народной мудрости, духовной культуры, т.е. всего исторического опыта для осетинского народа и является его монументальный эпос. Поэтому вполне естественно, что исследователи той или иной сферы духовной культуры осетин свой первый взор обращают на это энциклопедически насыщенное уникальное творение. Этим обусловлено и наше к нему обращение и, очевидно, не одного поколения последующих исследователей, ибо Нартовский эпос — этот труднодоступный «зачарованный замок» — таит в себе еще столько неразгаданного, таинственного. Переходя к характеристике осетинской народной песни по жанровому при¬знаку, следует определить прежде всего то, какие жанры получили широкое развитие в музыкальном быту народа, какие имеют периферийное значение и какие виды этого творчества не оформились в самостоятельный жанр как таковой. В таком аспекте материал в рассмотренном выше сборнике Б.А. Галаева и Е.В. Гиппиуса «Осетинские народные песни» (88) дифференцирован не совсем четко, т.к. жанровая принадлежность приведенных здесь песен нуждается в более ясном определении.

Песенный материал в сборнике распределен, например, по такому своеобразному принципу жанровой классификации:

 1. Песни о погибших смертью храбрых;

2. Песни о боевых укреплениях;

3. Песни об удальцах;

4. Песни о женской доле;

5. Песни о любимой девушке;

6. Песни о пастухах;

7. Песни о мифологических покровителях;

8. Песни, сопровождающие земледельческие работы;

9. Застольные, заздравные и сатирические песни;

10. Песни сопровождающих невесту;

11. Песни, сопровождающие пляски;

12. Колыбельные песни, причитания, сказания о нартах, инструментальные плясовые наигрыши.

Далее следует раздел «Современные песни»:

1. Традиционный хоровой стиль;

2. Новый хоровой стиль;

3. Новый стиль одиночной песни с инструментальным сопровождением.

Как легко можно видеть, песенный материал в сборнике не классифицирован по общепринятому в настоящее время жанровому принципу, который является весьма важным с точки зрения научного определения места каждого фольклорного образца в системе жанровой классификации, в которой, например, «колыбельные», «песни о любимой девушке», «застольные», «сатирические» и др. объединяются под общим грифом «Бытовые песни», а «песни о погибших смертью храбрых», «песня о боевом укреплении» и др. — под грифом «Героические песни» и т.д. Просмотрев записи Д.И. Аракишвили, В.И. Долидзе, П.Б. Мамулова и других собирателей, а также материалы, опубликованные в сборниках «Осетинский музыкальный фольклор» и «Осетинские народные песни», мы обнаружили, что все это огромное песенное наследие не распределяется по тем жанрам, по которым распределяется музыкальный фольклор других народов, тогда как жанровая структура музыкального фольклора осетинского народа никакими исключительными особенностями не отличается от аналогичной системы других народов.

Вместе с тем, так же очевидно и то, что в современном музыкальном быту осетин по характеру и функциональности не все жанры равнозначны. Последнее обусловлено, собственно, тем, что большинство песенных жанров непосредственно и тесно связано с жизнью и бытом общества, стабильность внутренних социально-экономических и общественно-культурных условий которого под влиянием разных исторических обстоятельств часто наруша¬лась, что влекло за собой изменения и в духовной сфере. Но доминирующее положение того или иного жанра определялось также и морально-этически¬ми параметрами и особенностями психологического склада народа. Жанр героической песни в музыкальном быту осетин, например, является одним из ведущих как по своей жизненности, так и по объему, и определяется это отнюдь не банальным смакованием ситуаций трагической гибели того или иного героя, но, в первую очередь, исторически обусловленным отношением осетинской нации к «… героическому духу, который всегда и без колебаний предпочитает славную смерть позору и унижению…» . Определяется это и тем, что жанр этот веками выкристаллизовывался в «творческой лаборатории» народа потребностью самой жизни — на героических песнях «…молодежь училась тем качествам, которые составляют идеал свободолюбивого горца: любви к вольности и независимости, сознанию своего человеческого достоинства, протесту против всякой несправедливости, угнетения и насилия, мужеству, смелости и отваге» .

Каковы же жанры, которые наиболее ясно определяют песенное творчество осетинского народа? Ответ на этот вопрос опять-таки связан с историей сложения осетинской народности и развития ее социально-общественных и идеологических институтов, т.е. прямо или косвенно он заставляет нас ретроспективно возвращаться к тем или иным аспектам истории духовной культуры осетин. Но, прежде всего, определим главное, а именно то, что песенный жанр, как объединяющее целое, состоит из нескольких более или менее дифференцированных составных. Жанр бытовых песен, например, объединяет огромное разнообразие песен, связанных с бытом и жизнью народа — колыбельные, шуточные, плясовые, любовные, хороводные, сатирические и т.д. Каждое из этих наименований в свою очередь объединяет самые разнохарактерные (по содержанию, художественной форме, по музыкально-стилистическим особенностям) песни, отражающие стороны жизни. Таким образом, в жанр «Бытовые песни», в данном случае, входят песни таких поджанров, как «колыбельные», «шуточные», «плясовые» и т.д. Р

ассмотренный по этому принципу огромный фольклорный материал позволяет установить следующие жанры осетинского народного песнетворчества:

1. Эпические (сказания);

2. Обрядовые песни;

3. Трудовые песни;

4. Историко-героические песни;

5. Бытовые песни;

6. Плачи-причитания.

Какие же поджанры объединяют в себе приведенные жанры осетинских народных песен? Пожалуй, лишь кроме первого («Эпические сказания») и последнего («Плачи-причитания»), имеющих специфически только им присущие ограничения в этом отношении, все остальные объединяют в себе следующие поджанры:

I.** Эпические песни**

1. Кадæг (сказания) **

II. Обрядовые песни**

1. Мифологические песни;

2.Песни-заклинания и умилостивления;

3.Свадебные песни;

4.Хороводные песни.

III. Трудовые песни

1. Земледельческие календарные песни;

2.Пастушеские песни;

3.Песни домашнего (женского) труда.

IV. Историко-героические песни

1. Песни борьбы (тохы зарджытæ);

2.Песни о народных героях;

3.Песни о боевых укреплениях;

4.Революционные песни.

V. Бытовые песни

 1. Колыбельные песни;

 2.Застольные песни;

3.Любовные песни;

4.Шуточные песни;

5.Сатирические песни;

6.Плясовые песни;

7. Песни-игры;

8.Детские песни.

VI. Плачи-причитания

1.Хъарæг.

Переходя к характеристике приведенных выше жанров с их поджанрами, заметим, что по многообразию поджанров особенно выделяются жанры бытовых, историко-героических и обрядовых песен. Это и понятно, т.к. быт, жизнь и национальные особенности психологического склада осетинского народа наиболее полно и многообразно отразились в поджанрах именно этих жанров.

Эпические сказания в музыкальном фольклоре осетин представлены в основном песнями-сказами о героях Нартовского эпоса. Как известно, это монументальное творение осетинского народа дошло до нас в поэтической форме, в прозе и как эпическая песнь (кадæг). Прозаическая и поэтическая формы изучены несоизмеримо больше и глубже (уже потому, что давно и неоднократно публикуются!), нежели форма музыкальной их передачи. Ограниченное количество йотированных образцов напевов осетинских Нартовских сказаний в значительной степени затрудняет ретроспективный обзор многовековой традиции бытования данной формы в музыкальном быту народа, т.к. нотные фиксации ее относятся лишь к 30-м годам XX столетия. Поэтому о музыкальном строе формы кадæег, существовавшей некогда как господствующая форма музыкального творчества осетин, мы можем судить отчасти на основании имеющихся записей, отчасти же — на основании изучения дошедших до нас фрагментов, сохранившихся в виде повествовательных речитаций некоторых героических песен. Сегодня уже доподлинно известно, что основная характерная особенность традиционной формы осетинской музыкальной нартиады заключалась в повествовательной передаче содержания (и, что важно отметить, — не от первого лица!). Сегодня же стало известно и то, что музыкальная нартиада дошла до нас и в виде хорового исполнительства, которое следует считать явлением более поздним, т.к. традиционным считалось все-таки исполнение исключительно сольное с сопровождением или дыууадæстæнон или хъисын-фæндыра. Стремление ввести «лирику» в отдельные песни-сказания эпоса также следует относить к более позднему времени, когда форма кадæг стала слабеть, уступая место созвучным времени более поздним жанрам, входившим в художественный быт народа. Хотя в ряде песен довольно прозрачно проступает это «введение лирики» как стремление сказителей облечь лирико-драматические сюжеты в древнюю эпическую форму кадæг, память о которой продолжала еще жить фрагментарно и, как отмечалось, преимущественно в героических песнях. Другой характерной особенностью (музыкальной) формы кадæг является то, что она непременно исполняется с инструментальным сопровождением (в основном дыууадæстæнон и смычковым хъисын-фæндыр). «Под словом кадæг осетины подразумевают только лишь эпическое сказание. При этом понятие кадæг включает в себя и манеру исполнения — соло с инструментальным сопровождением. Рассказчика сказаний, как бы он ни был искусен, никто не назовет «кадæггæнæг» (сказителем), если он не поет их и не сопровождает свое пение игрой на музыкальном инструменте…» . Эпические песни-сказы от песен остальных жанров осетинского песенно¬го творчества отличаются лаконичностью музыкальной фразы, относительно ограниченным звуковым объемом мелодии, своим мерным и безраспевным речитационно-повествовательным складом, что свидетельствует о том, что жанр этот восходит к древнейшим пластам музыкальной культуры народа. Наиболее характерной особенностью для исполнительской традиции эпических песен-сказов является некоторая возвышенно-патетическая, до известной степени музыкально упрощенная декламационность, в которой с удивительным чувством меры внутренне соподчиняются друг другу музыкально-импровизационная и поэтическая свободы. В отношении формообразующей структуры можно сказать, что эпические песни-сказы строятся большей частью по музыкально-фразовому принципу и представляют собой музыкальную ткань, состоящую из нескольких самостоятельных периодов, последовательно соединяющихся между собой инструментальными рефренами. Благодаря последнему текстовые и мелодические периоды имеют различный метрический объем, т.к. объем мелодического периода часто увеличивается за счет инструментального рефрена. Из сказанного видно, что песни-сказы эти, в отличие от песен других жанров, имеют свою музыкально-стилистическую специфику и не всем доступные исполнительские особенности, исключающие их из числа общеобиходных, массово-доступных песен, на что еще в свое время обратил внимание Коста Хетагуров: «… Игра на двух- и двенадцатиструнном фæндыре… и длинные повествования под их аккомпанемент были исключительной привилегией наиболее даровитых мужчин …» .

Обрядовые песни в осетинском музыкальном фольклоре являются порождением народных обрядов, совершаемых при отправлении тех или иных культовых, семейных или иных праздников, имевших в своей первооснове связь с каким-либо ритуалом. К этому жанру относится большое число песен, которые отражают разные сферы духовной жизни народа — его общественные, религиозные, мифологические взгляды, а также его отношение к брачно-семейным, народно-правовым и другим общественным институтам. Именно поэтому жанр обрядовых песен объединяет в себе такие поджанры, как мифологические, религиозно-культовые песни, песни-заклинания и песни-умилостивления, свадебные, хороводные и т.д. При рассмотрении огромного множества песен этих поджанров выясняется, что все эти песни подразделяются еще и на две большие группы — семейные и производственные. К первой группе относятся песни, исполнявшиеся непосредственно в семейном быту — свадебные, песни о новорожденном, величальные, умилостивляющие. А ко второй группе относятся песни, нередко связанные с трудовыми процессами, но имеющие заклинательное или культовое значение. Свадебные песни весьма многообразны, поется в них, как и у всех наро¬дов, о невесте, женихе, о родителях невесты и т.д., но наиболее характерной для этого поджанра является песня «Фæцæуæм, чындз фæхæссæм» («Едем, невесту везем»), исполняемая в то время, когда невесту везут в дом жениха. Величальные песни, как правило, сопровождают почти все праздники, в том числе, конечно, и свадебные. Воспевают они, в зависимости от обстоя¬тельств, обилие очага, мудрость хозяйки, ее щедрость, гостеприимство; на свадьбах — молодую чету, покровителя и сберегателя их очага и т.д. и т.п. Песни-умилостивления обычно поются во время застолья в доме больно¬го, умилостивляя пиршеством и пением дух, ниспославший на больного тот или иной недуг. У осетин песни этой категории известны под общим наименованием «Зæдтыуоле бадинаджы зарджытæ» (т.е. «Песни о занимающих место ангела [духа]»). Наиболее распространенная песня-умилостивление — «Алардыйы зарæг» («Песня об Аларды»), о духе, исцеляющем больных от оспы, скарлатины и других инфекционных заболеваний. Мифологические песни занимают значительное место в песенном творчестве осетин, что видно и из того, что осетинский народ любит эти песни и поет их повсеместно, безотносительно к каким бы то ни было обстоятельствам и условностям. Поется в них о покровителях людей, домашних и диких животных, а также о предметах неживой природы, превратившихся еще в глубокой древности в фетиш. Мифологическая номенклатура осетинского народа изобилует многообразием антропоморфных существ, наделенных властью и способностями влиять положительно или отрицательно на благополучие людей. Однако в песенном творчестве осетин запечатлены лишь те из них, которые по антропоморфическим представлениям древности считаются «главными», т.е. от которых зависела жизнь и благоденствие далеких предков. Среди них, в первую оче¬редь, Уастырджы (св. Георгий) — покровитель путников и мужчин-воинов, Уацилла — покровитель урожая, Афсати — покровитель охоты, Фæлвæра — покровитель домашнего скота, Тутыр — патрон волков, Аларды — ангел-хранитель от болезней. В этот сравнительно небольшой «список» духов-покровителей, как не трудно заметить, вошли далеко не все представители большого религиозно-демонологического пантеона осетин. Мы отметили здесь лишь тех из них, имена и образы которых запечатлены в музыкально-поэтическом творчестве народа, в котором каждый из них имеет несколько видов или вариантов песен. Последнее особенно показательно на примере большого количества песен о Уастырджы. В Осетии едва ли не в каждом ауле существует «собственный» вариант (а то и несколько вариантов) ее, а выдающиеся певцы-солисты из народа знают и поют по крайней мере, по 5—6 вариантов песен о Уастырджы. Порожденные древнейшими дохристианскими религиозно-антропоморфическими представлениями, мифологические песни более других сохраняют отпечаток наиболее почитаемого народом культа предков. Содержание подавляющего большинства этих песен в основном сводится к просьбам о покровительстве в житейском благополучии и благоденствии — увеличить количество домашнего скота, уберечь очаг от своей немилости и от немилости злых и коварных духов, исцелить те или иные недуги и пр. Обращая в пении свои просьбы-молитвы к покровителям, осетины, однако, никогда и не при каких обстоятельствах не нарушают этикета общения с ними. Моля того или иного покровителя о распространении своей милости и ниспослании своей добродетели на просящего, последний, как бы боясь разгневать своего «идола» (дабы тот не подумал, что проситель общается с ним как «равный с равным»), обращается к нему нередко со словами: «…Дæ чъылдыммæ дын кувдзыстæм — де' ргом нæм ма раздах…» (букв. «В спину тебе будем молиться, и да не оберни на нас лика своего»). Музыкальная форма мифологических песен почти всегда обусловлена ее семантико-эмоциональной природой и характером, но для абсолютного большинства их, восходящих ко времени не ранее XVIII в., показательна уже куплетно-строфовая структура. Песни-заклинания, тесно связанные в музыкальном быту с хороводами, представлены в нем обрядовой пляской «Цоппай». Из приведенного в «Историко-этимологическом словаре осетинского языка» В.И. Абаева описания этого обрядового хоровода и единственного отрывка певшегося в конце XVIII века живого текста (119.314), явствует, что мелодия его четко ритмична. Этнографическая традиция твердо держится того, что хоровод этот связан с отправлением ритуала, которым обставляются похороны убитого молнией. Вместе с тем народный быт знает «Цоппай» и как ритуал заклинания засухи, при отправлении которого взрослое население с хороводной пляской обходило все села. Независимо от ритуальных «Цоппай», хоровод, как самостоятельная рядовая категория, входит и в свадебный церемониал, где он исполняете самый разгар свадебного праздника. Этот вид хоровода носит название «Чепена», в котором пляска сопровождается одноименной хоровой песней на веселый, импровизированный, иногда шуточно-двусмысленный текст. Этнографические описания «Чепена» довольно часто встречаются в соответствующей литературе, что свидетельствует о том, что хоровод этот сравнительно давно обратил на себя внимание своей популярностью и широкой распространенностью. Музыкальной форме «Чепена» присущи все те основные черты, которыми обладают самые развернутые формы хороводов — простота и стройность. Основой формообразования здесь служит, как и в других танцевальных песнях, куплетно-строфовой принцип, с той, однако, разницей, что здесь в отличие от других песен, отсутствует принцип стихотворных строф-четверостиший с парными или перекрестными рифмами. В сущности, это двучастная музыкальная фраза и, скорее всего, музыкальный период. Музыкальная мысль одной полной фразы передана здесь двумя предложениями, находящимися тонико-доминантовом соотношении, из которых первое (в тонической тональности) несет смысловую нагрузку, а второе (в доминантовой тональности) является (текстуально асемантическим) припевом. Тонико-доминантовое сопряжение этих двух строф, представляющих собой простейший вид музыкального периода (с формулой А+В и с доминантой в конце), определя неоднократно повторяющееся возвращение к тонике, что в свою очередь, обусловливает варьирование основного мелодического построения. В отличие от танцевальных песен или широко распевных, например, русских хороводов, «Чепена», имея почти такое же «сквозное» сюжетно-смысловое развитие действия, доходящее порой до театрализованных сценок, остается все же ограниченных рамках относительно немудреного односложного построения, в к тором в одно смысловое звено объединяется самое большее по два периода. Трудовые песни в музыкальном фольклоре осетин разделяются на два основных вида — мужские и женские. Выше мы отмечали, что народный этикет, не допускавший пение женщин в присутствии мужчин, обусловил исторически обособленное развитие традиций мужского и женского пения. Это объясняет некоторый музыкально-стилистический монотематизм женских песен и широкий политематизм — мужских: тематика женских трудовых песен ограничивается в основном интересами домашнего, ручного труда, в то врезу как у мужских трудовых песен она охватывает широкий круг трудовой деятельности от земледелия до пастушеского труда. Мужские и женские трудовые песни осетин отличает и еще одна важная особенность: подавляющее большинство женских песен относится к категории одиночного, так называемого сольного пения. Наиболее древние образцы этого вида в известной степей сохраняют элементы архаики как в музыкально-стилистических, так и в ладо-гармонических конструкциях. Женское хоровое многоголосие в трудовых песнях, очевидно, следует считать порождением более позднего времени, когда женский труд стал обретать коллективно-производственную форму. Мужские трудовые песни, отражающие, как отмечалось, более широкую сферу трудовой деятельности, отличаются, естественно, и большим тематическим и музыкально-композиционным разнообразием. Значительный удельный вес здесь составляют, пожалуй, трудовые производственные песни, к числу которых в первую очередь следует относить песни, связанные с годич¬ным календарным циклом, т.е. весенне-летне-осенними земледельческими ра¬ботами. Это песни «Дæлае быдыры нæ гутæттæ» («Там, в поле наши плуги»), «Хосдзауты зарæг» («Песня косарей»), «Эпп-опп» (непереводимое название «Эпп-опп», как это не трудно заметить, относится к асемантическим звуко¬подражательным возгласам, исполняемым в такт ритмичным действиям во время работы), «Тыллæджы зарæг» («Урожайная»), «Фæззæджы зарæг» («Осенняя [об изобилии] песня») и др. К этой же (производственной) катего¬рии, но не связанные с календарным циклом, несомненно, относятся и разные варианты песни «Куырды зарæг» («Песня кузнеца») и другие, аналогичные ей песни, также не связанные с сельскохозяйственным календарем. Совершенно иной эмоционально-психологический мир открывают песни пастушьего труда, по сути тоже являющиеся производственными. Специфика пастушьего труда во многом определила внутреннюю природу этих песен, изобилующую большим музыкально-тематическим и эмоциональным разнообразием художественных образов. Здесь можно встретить и полные душевной скорби песни-раздумья («сагъæстæ»), и песни-диалоги, песни, обращенные к стаду, и лирико-созерцательные песни, и даже песни социального звучания. Характерной особенностью исполнения пастушеских песен является то, что большинство их исполняется соло с сопровождением струнного хъисын-фæндыра. Но существуют и хоровые пастушеские песни. Наиболее известная и популярная из них «Сау хохы фыййауы зарæг» (Песня о пастухе Черной горы»). Музыкальную мысль песни отличает необыкновенная эмоциональная глубина, в чем-то граничащая с трагическим звучанием, а широкая распевность фраз как бы еще больше подчеркивает это звучание. Органичное слияние воедино мелодии и текста песни создает удивительно цельное музыкально-драматическое полотно, в основе формообразования которого легко читается музыкально-стихотворное строфовое начало. **Историко-героические песни** объединяются в один общий жанр с поджанрами: а) песни борьбы; б) песни о народных героях; в) песни о боевых укреплениях; г) революционные песни. Как отмечалось, жанр этот, испокон веков воспевавший героическое про¬шлое народа, справедливо занимает ведущее положение в его музыкальной культуре. И действительно — народный быт не знает случая, чтобы то или иное, пусть даже самое незначительное, народное веселье или празднество в свое! кульминационной стадии обошлось без песен этого жанра, если только их исполнение не регламентировалось каким-либо табуированием. В народной эти мологии все песни рассматриваемого жанра объединяются под общим названием «Тохы зарджытæ» (букв. «Песни борьбы»), и в широком смысле такое на звание действительно отражает народное представление о сути этих песен. Наше подразделение их на поджанры не входит в противоречие с народным определением, т.к. для большего удобства изучения мы производим лишь «внутрижанровую» классификацию огромного песенного материала по тематическому признаку. Конечно, такое деление несколько условно, т.к. в музыкально образном отношении все эти песни в основном одного «семантического поля». Несколько непривычным и потому спорным может показаться и наше определение самого жанра — «Историко-героические песни», т.к. современное осетинское музыкознание «традиционно» именует их «Героические песни». Наше определение основано, как это и должно было быть, прежде всего, на анализе самого песенного материала, внимательное изучение которого вскрыло в нем нечто такое, что позволило нам расширить семантическую суть жанра этих песен и усомниться в правильности узкоконкретного наименования «героические». Рассматривая те или иные песни этого жанра, невозможно не заметить того, что непосредственным поводом для их возникновения служили храбрость, мужество, борьба и смерть, причем, смерть героическая, в неравной борьбе против социальной и общественной несправедливости, и что почти не встречается песен, содержание которых развивалось бы вне конкретно-исторических, реальных событий. Довольно значительная часть песен отражает древние родоплеменные и феодальные отношения — кровную месть, абречество, борьбу за землю и т.д. И, вместе с тем, содержание их нередко восполняется народными преданиями о героях, их подвигах и их смерти, которые не только раскрывают и дополняют сюжетную линию, но и служат почти всегда стойко достоверным источником исторических сведений.

Отрывок из книги Ф.Ш. Алборова «Музыкальная культура Осетии»