Лето в горах. Этнографические зарисовки из прошлого

В горной полосе Осетии земледелие было сложной и рискованной хозяйственной сферой. Ограниченность пахотных участков, ранняя зима, бедные почвы могли обернуться ничтожными урожаями для горца. Тем не менее, люди старались использовать любую возможность для того, чтобы получить свой хлеб.
С зимы земледельцы вывозили на поля удобрения, со сходом снегов производили пахоту и сев. И молили Создателя, чтобы урожай не был погублен оползнями, ливневыми дождями, грызунами, засухой или ранними заморозками. И когда колосья наливались силой, радости горца не было предела: еще одну зиму можно будет прожить со своим хлебом.
Уборка урожая была важным этапом в годовом цикле земледельческих работ. В этот период было необходимо с наименьшими потерями собрать выращенное в результате тяжелого труда. Для этого нужно было организовать сбор урожая своевременно и провести его в короткий срок.
Сроки начала жатвы определялись в зависимости от почвенно-климатических условий в каждой природно-хозяйственной зоне Осетии. Начиналась уборка урожая, в первую очередь в равнинной зоне и охватывала период с конца июля по сентябрь, в предгорной полосе с середины августа, а в горной зоне в сентябре. В каждой зоне последовательность уборки определялась возделываемыми полевыми культурами.
Жатва наиболее урожайных нив начиналась с южных склонов, плоскостных участков и уже потом жнецы переходили к северным склонам, где зерновые вызревали позже. По этой причине эти нивы зачастую не успевали убирать до заморозков, которые в горной полосе всегда наступали рано. И тогда мерзлое зерно считалось пропащим для земледельца.
Конкретные сроки начала уборки каждой нивы зависели от степени зрелости возделываемых культур. Например, готовность колосовых определялась как по цвету стебля (зæнг) и колоса (æфсир), так и по твердости зерен (нæмыджы æгъуыд). Некоторые земледельцы спелость урожая определяли и по конфигурации колоса. «Если колос клонится к земле, а его ости загибаются к верху – значить, пора жать», – считали опытные земледельцы. Определению точности сроков созревания придавалось большое значение, для того чтобы не допустить перезрева (кæрдиппæрд) и вследствие этого – осыпания хлебов.
В горной зоне сроки жатвы хлебов были ограничены. Условия высокогорья с ранним выпадением снега и наступления заморозков вынуждали сосредотачивать всю рабочую силу на уборку урожая, и в первую очередь зерновых культур.
Жатва (хуымгæрдæн) здесь производилась исключительно серпами, а коса могла использоваться исключительно при полегании хлебов, поэтому пожелать кому-либо, чтобы он скосил свои нивы косой – значило нанести ему оскорбление.
Применение при жатве косы иногда приводило к курьезам. Один такой случай описан в художественной литературе. Житель высокогорного села Сба (Дзауский район) Абаев Зурапп в 20-х годах ХХ века впервые скосил свою ниву косой. Это он сделал под впечатлением от поездки в Ставропольскую губернию на заработки, где коса применялась при жатве. Тогда односельчане посчитали его безумцем, решившим погубить созревший урожай, а старики даже велели его связать.
Использование серпа хотя и давало возможность избежать больших потерь зерна, однако работа была крайне трудоемкой. Жнецу (хуымгæр-дæг) приходились работать в течение многих часов в согнутом положении, что приводило к быстрому переутомлению. Кроме того, работа на солнцепеке требовала больших физических усилий. Нередки были головокружение и обмороки особенно у женской половины участников трудового процесса.
Несомненно, что при работе серпом необходимы умение и навыки. Так при жатве им было необходимо выдерживать направление в сторону наклона колосьев, учитывать высоту среза стебля, уметь аккуратно связывать и укладывать снопы.
Каждый жнец убирал полосу нивы равную размаху его рук (хæс). Для удобства в работе жнецы имели специальную экипировку, состоящую из кожаного передника (хæлынраздарæн) и нарукавников (цæнгдыстæ), предохраняющие одежду от износа. При работе серпом часты были и производственные травмы. Серп держали правой рукой, колосья собирали в левую, поэтому левая рука чаще травмировалась. Редко кто из жнецов обходился без порезов. Поэтому на левую руку надевали либо деревянные напалечники (къæбæлтæ), либо вязаную перчатку (быдцонг).
Несмотря на все трудности именно жатва считалась наиболее радостным и ожидаемым событием. Ведь только теперь можно было увидеть воочию урожай, который колосился спелыми, золотистыми нивами. Во время жатвы взрослые приучали подростков к работе в поле. Помогать на уборке хлебов разрешалось уже с 10-12 летнего возраста. Для подростков, вышедших в первый раз на жатву, местные кузнецы делали небольшие серпы.
В горной полосе имелись свои устоявшиеся меры собранных колосовых. Исходной мерой был дæстаг и была равна количеству колосьев, которые умещались между пятью пальцами жнеца за один срез. Срезанные колосья перевязывались в снопы (куырис) специальной перевязью, скрученной из колосьев, вырванных с корнями (куырис-бæддæн).
В каждом снопе связывалось от пяти до десяти дæстаг. В процессе жатвы жнецом или его помощником снопы (куырис) укладывали в крестцы (угæс). Каждый крестец выстраивался из семи снопов, и это число в ущельях горной зоны неизменно. В крестцах хлеба оставались день-два. При хорошей погоде крестцы разбирали на снопы для лучшей просушки, а вечером снова собирали. Если зерно считалось не совсем зрелым, то в крестцы снопы укладывались колосьями вовнутрь (мидвæрд). Когда же зерновые дозревали в поле, снопы ставили колосьями наружу (æттæвæрд).
После просушки на поле из снопов складывали скирды (хъиу), и при этом колосья должны были быть всегда обращены внутрь конструкции. Это предохраняло их от подмачивания, так как скирды находились в поле до окончания жатвы. Из десяти скирд перед вывозом урожая собиралась копна (мæкъуыл). По количеству копен, собранных на той или иной ниве и определялась ее урожайность. Так обычно и говорили: «Ацы хуымæй æркодтам фондз мæкъуылы» – «Это поле дало пять копен».
Вывоз урожая (ласæнтæ) начинался только после уборки и просушки всех хлебов. В высокогорье для этого использовались преимущественно сани, а на крутых склонах плетеные корзины. При перевозке урожая санями их полозья быстро изнашивались. Поэтому земледелец был вынужден для каждых саней готовить до шести пар сменных полозьев.
Урожай в стогах свозили к гумнам и здесь выстраивали в ряд на специальной площадке (æфтауц). Пока все стога не привозились в село, молотьбу не начинали. Собранный урожай (тыллæг) обмолачивался после окончания процесса вывоза. Обмолот (найгæнæн) в каждой природно-хозяйственной зоне имел свои особенности. В горной полосе Осетии хлеба обмолачивали преимущественно с помощью крупного рогатого скота (къахæй най).
По причине того, что в высокогорной полосе часто выпадал ранний снег, молотьба происходила на крытых гумнах (æхгæд мус). Такие крытые гумна были обязательны в каждом хозяйстве. Некоторые земледельцы имели, кроме того, и открытые гумна (æттæ мус), расположенные обычно рядом с крытым гумном.
В селах горного района Урс-Туалта (Дзауский район) и в равнинных селах Северной Осетии для молотьбы применялись и каменные катки (найгæнæн дур). С помощью каменных катков можно было обмолачивать больше хлебов, чем при обмолоте крупным рогатым скотом. Молотьба таким способом была к тому же и менее трудоемкой.
Устройство гумна в местах его применения было одинаковым, различия были только в размерах. Посреди тока (мусы зиллакк) ставился небольшой столб (мусы къæбæл) с вращающимся на нем обручем. К обручу привязывалась кожаная веревка (рæтæн) длиной в радиус тока (5-8 м). К веревке от одного конца до другого привязывались дуги (къæлæттæ) по количеству рабочего скота. В дуги впрягалось, в зависимости от размеров гумна, 5-10 голов крупного рогатого скота. Рабочая скотина должна была двигаться вокруг столба справа налево.
В процессе молотьбы урожая использовали быков, коров и очень редко лошадей. Считалось, например, что буйволы, по причине своей неповоротливости, не приспособлены для такой работы. Вместе с тем, в Южной Осетии в отличие от нагорной полосы Северной Осетии при обмолоте нигде не зафиксировано использование лошадей.
Особый подбор животных требовался при обмолоте крупным рогатым скотом. Упряжь рабочего скота производилась по определенным критериям. В дуги, близкие к центральному столбу тока, впрягались привычные к работе, взрослые быки, так как от них зависело равномерное движение упряжи. В крайнюю дугу запрягались быстрые на ходу молодые бычки, так как они задавали темп движения всей упряжи по току. А в средние дуги ставились как быки, так и коровы.
Если в хозяйстве были коровы-нетели, то их предпочитали также ставить у столба. Такую корову называли хъуццаг, со временем этот термин стал нарицательным в обиходе. Так обычно характеризовали неповоротливых людей.
Во время работы предпринимались меры предосторожности для того, чтобы скотина не поедала хлеба, и для того, чтобы уберечь обмолачиваемую массу от испражнений животных. Поэтому на животных надевали специальные намордники (цъуттæ), сделанные из мелкого скрученного орешника. А для того, чтобы избежать унаваживания обмолачиваемой массы имелись специальные совки, а для мочи маленькие ведерки. «Молотьба производилась посредством нескольких голов рогатого скота, которых привязывали в ряд по радиусу круга, занятого разбросанными снопами, и погоняли так, чтобы они описывали концентрические круги; самой смирной корове отводилось крайнее место у центра, а самому бойкому бычку приходилось скакать по окружности. Скот весь был снабжен намордниками, не позволявшими лакомиться добром хозяина. Погонщик – обыкновенно подросток – следил за своей рогатой командой и, вооруженный хворостиной и плетеным веером, не позволял нарушать порядка и наваживать хлеб, вовремя подставляя веер», – так описывал процесс обмолота урожая Коста Хетагуров.
Считалось что зерно, на которое попали испражнения, уже не годились не только для ритуальной выпечки и даже для простого потребления. Поэтому их сразу же выбрасывали с гумна. Кроме того, чтобы уменьшить вероятность того, что хлеба будут испорчены навозом, рабочую скотину старались с утра кормить как можно меньше.
По окончании обмолота измельченную массу сгребали в валы (кæри) и если позволяли условия (световой день, наличие ветра) производили веяние. Веяние (кæрима æппарын) производилось против ветра деревянными лопатами. При этом тяжелое и крупное зерно падало перед веяльщиком, более мелкое – дальше от него, а в конце собиралась мякина. При этом старались отдельно собрать зерна, падавшие в начале вала. Они считались наиболее пригодными для семян.
В результате многократного повторения этой операции крупное зерно образовывало отдельную кучу. Важное значение имело наличие в этот момент ветра, без которого веяние было малоэффективным. Поэтому в трудовых песнях горцы старались использовать магические призывы, обращенные к покровителю ветра Галагону.
Полученный урожай ссыпали в плетенные сапетки (къуту). Их изготавливали из веток березы или орешника, иногда внутри и снаружи обмазывали коровьим навозом, смешанным с мякиной. Это делалось для защиты зерна от мышей. Сапетки обычно хранились на гумне, либо в отдельном помещении хордон.
Кроме плетенок зерно хранили и в земляных ямах. Но это только в том случае, когда выдавался богатый урожай. Такой хозяин мог похвалиться: «Дæлæ нын уæрмы дæр хор ис!» – «Да у нас зерно есть даже в яме!». Отметим, что традиция хранить зерно в земляных ямах существовала у осетин уже в аланскую эпоху.
Собрав в достаточной мере урожай хлебов, горец мог надеяться, что зерна хватит до следующего года и ему не придется спускаться в зимние месяцы на равнину, чтобы купить хлеб своей семье.

Подготовил Р.Кулумбегов,
газета «Республика»