Об особенностях зимней археологии в Зарамаге

Зимняя археология — всегда экстрим.

Обычно археологи копают летом. Но из-за того, что предстоящий пуск Зарамагской ГЭС держит археологов в постоянном цейтноте, приходится работать зимой. Первое затопление, как известно, планировалось 19-го ноября, потом было перенесено на 20-е декабря, и вновь — отсрочка.

Зимние раскопки в Зарамаге привлекли внимание всей мировой археологической общественности. Например, руководство Института археологии в Берлине командировало Сабину Рейнхольдт, специалиста по кобанской культуре, на могильник эпохи мезолита в Нижнем Зарамаге, на котором работает экспедиция археологов из Ставрополя.

Узнать о том, как шли зимние раскопки, я решила у владикавказского археолога Галины Вольной, которая работала в экспедиции под руководством Хасана Чшиева. Мы сидим у нее дома перед ее ноутбуком и смотрим сотни и сотни фотографий (большинство из них — пейзажи, ведь скоро ландшафт изменится):

— Галина, когда ты вернулась из Зарамага?

— Я приехала 10-го декабря, а ребята оставались там еще до 15-го.

— Сколько всего групп археологов там работает?

— Четыре экспедиции. Из Москвы (Институт археологии), из Ставрополя и две местные — северо-осетинские. Я — в экспедиции под руководством Хасана Чшиева (Центр археологии при СОГУ).

— Как называется могильник, на котором вы работаете?

— Адай. Могильник кобанской культуры. Рядом с нами протекала речка — Адай. И как раз по названию этой реки и был назван могильник. Плотина от нас находилась в пятистах метрах. Пешком не проблема была дойти до нее. Мы постоянно наблюдали, как она строится. Она очень высокая. Туда ехали постоянно тяжелогруженые самосвалы. Выгружали грунт. И она медленно, медленно, но росла.

— Какого времени вещи из могильника Адай?

— Там идут вещи с 12 века до новой эры по 7 век до новой эры. Один этап идет за другим, что позволяет следить за изменениями в культуре. Можно делать выводы, как изменялись разные предметы: кинжалы, поясные пряжки, наконечники копий… Мы раскопали только небольшую часть этого могильника (Адай) и если его тщательно и хорошо раскапывать, как положено по науке, на это должно уйти несколько лет. К сожалению, мы должны уложиться в полгода до затопления. Погодные условия позволяют работать только с апреля. И дальше — все лето. Мы фотографируем, потом рисуем (зарисовываем). Это, конечно, отнимает массу времени. Если бы мы просто раскапывали, без научной фиксации, это, конечно, все было бы быстрее. В горах — искаженное восприятие горизонта. Поэтому мы невелировали. На глаз очень сложно сказать, что выше, а что — ниже. Археология — наука точная. Мы использовали прибор невелир. Специальный прибор, с помощью которого определяли уровень относительно горизонтальной оси.

— А нельзя без рисунков? Обязательно рисовать?

— Нет. Нет. Нет. Рисовать — обязательно. Потому что фотография искажает под различными углами. Это — с одной стороны, это — с другой стороны. Кажется, что совершенно другое погребение. А чертеж — это вид сверху, план. Как ты вообще можешь такие вопросы задавать? Ты же кинодокументалист! Ты же знаешь, как оптика искажает вещи. Рисовали медленно из-за холода. Там были устроены навесы, и под навесами снег не шел, однако заметало, приходилось вениками разметать. Очень сложно было рисовать, было очень холодно. Зачищать, конечно же, тоже было сложно. Одно дело летом. А зимняя археология — это совсем другое. Потом рисовали стенки этого могильника, потом — слои. В каких слоях находилось то или иное погребение. И в зависимости от этого можно было определить, какое погребение было совершено раньше, какое было совершено позже. Вообще выяснилась общая закономерность: ранние погребения шли снизу, а более поздние мы стали раскапывать уже на втором уровне, на третьем. На третьем уровне у нас уже пошли погребения 8, 7-го века до новой эры. Копали так — ступеньками.

— Так что он из себя представляет — этот могильник?

— Это — каменные ящики, в которые были уложены погребенные. Причем эти каменные ящики очень часто были многоэтажными. Например, трехэтажными. Например, на верхнем участке (на верхних камнях) могли лежать кости (мы снимали эти камни, эти кости), под ними шли еще кости. А снизу — мог лежать клад.

— Какой он?

— Это такой тайничок, где хранились находки: наконечники копий, кинжалы. В основном — оружие. Но есть и бронзовые браслеты и так далее. В основном это эпоха бронзы. Кобанская культура в основном захватывает эпоху бронзы. Топорики бронзовые очень интересные. Топорики изменялись. Очень многие зарамагские находки имеют аналогии в Передней Азии.

— А когда появляются железные вещи?

— В 8 веке до новой эры. Они и являются тем материалом, который определяет датировку. Кроме того, по типологии вещей тоже можно вести хронологию этого могильника.

— Есть какие-то общие закономерности?

— Да, есть общие закономерности. Выкапывалась яма, по бокам погребения ставились плиты, туда клался погребенный, и сверху закрывалось это все камнями. Есть такие закономерности, что более ранние могилы более обширные, больше по периметру, нежели поздние. Более поздние могилы небольшие, квадратной формы и погребенных хоронили очень скорченно, на боку. Такое ощущение, что их связывали. Очень часто кости были смещенные. То есть хоронили одного, а потом место нужно было для другого и кости отодвигались. Поэтому часто попадается костяк в смешанном виде, когда невозможно определить, кому он принадлежал первоначально. Скорей всего, это была семья, родственники.

— Рост у людей какой был?

— Они не маленькие. Они были примерно такие же как мы.

— Вы копали под снегом. Какие впечатления?

— Часть бывало, что шел снегопад и мы вообще не могли работать. Сейчас там идут лавины. Копать в снеге — существует опасность испортить памятник, пропустить какие-то находки. Мы очень старались, но… Потом брать кожу, дерево зимой очень сложно. Есть опасность, что это все разрушится. Вот — на фотографиях снежные раскопы. На раскопах работали мизурчане, жители Мизура. Женщины в основном. Они замечательно, самоотверженно работали. Многие мужчины уволились. Из службы трудоустройства набрали вначале 30 человек, в основном — мальчиков. Многие из них уехали. Они сначала подумали, что они едут в лагерь труда и отдыха за романтикой. Оказалось все гораздо сложнее, труднее. Чем дальше, тем холоднее. Условия работы становились все сложнее. Грунт промерзал, нам приходилось буквально пробивать его киркой, ломом. И мужчины, конечно, нужны были. Мы, девочки, в основном оттаивали печкой. Делали грязную зачистку. Потом подсушивали печкой и заметали кисточкой. Мы ставили такие домики, которые похожи на те, в которых продают цветы. Домики из пленок. Туда ставили печку и так работали. Конечно, это очень сложно и очень медленно. Брали с собой термос с чаем, отогревались там. В конце народ остался такой, что мы работали без перерыва, нам надо было закончить эти погребения. Работали весь световой день. С самого утра, как только оттаивало, до вечера. Практически без перерыва. Хасан работал и ночью при свете аккумулятора от автомобиля. Вот тут на некоторых фото видно, что лед растаял и вода. Мы ее убирали, но она все равно прибывала. Пришлось фотографировать с водой.

— Ты сняла на цифру массу пейзажей. Стараешься зафиксировать то, чего уже не будет?

— Очень красивые пейзажи. Очень жалко, что это все уйдет под воду. Солнце там постоянно светит. Там постоянно солнце. Очень жалко, если климат изменится. Климат, скорее всего, будет меняться. Там, скорее всего будет сыро, раз там будет водоем. Возможно, чаще будут идти дожди. В городе очень часто шел дождь. В Мизуре шел дождь. А там — было солнце.

Церковь там внизу, она будет затапливаться. Она 19-го века. И там есть еще храм (бывший храм) протестантский. Из него сначала сделали электростанцию. Он тоже будет затапливаться. Там такие стрельчатые своды. Говорят, внутри были фрески, но не сохранились.

— Археология и мистика — вещи взаимосвязанные. Были ли какие-то мистические случаи?

— Смотря что считать мистикой. У нас был такой интересный случай. 50-е погребение стал зачищать мужчина, которому в этот день исполнилось 50 лет. Он нашел очень интересные предметы. Сказал, что сам себе сделал подарок на юбилей. Еще были случаи. Мальчик во сне видел, где находятся находки, приходил на то место и начинал раскопки, и оттуда начинали сыпаться находки. Мальчик к археологии не имел никакого отношения и вообще он считал, что самое главное — находки, а не фиксация материала. Для археологов самое главное — фиксация: где они лежали, на каком уровне, в каком углу, под каким углом к костям, на каком расстоянии.

— Международный резонанс вызвал мезолитический памятник. Расскажи о нем.

— Ставропольская экспедиция раскопала еще более ранний памятник, чем наш. Памятник эпохи мезолита. Он вызвал огромный научный интерес. Приезжала из Берлина археолог Сабина Рейнхольдт. Она смотрела находки, смотрела, как производятся раскопки. И в этом, 2008 году, немецкие ученые собираются приехать и участвовать в раскопках.

— Когда ты была на стажировке в Берлине в Институте археологии, ты пересекалась с Сабиной?

— Мы пересекались и раньше, на конференциях, на международных Крупновских чтениях. Она занимается археологией Северного Кавказа — как раз кобанской культурой.

— А памятники аланской культуры в Зарамаге встречаются?

— Да. Интересно, что в этом месте, в Нижнем Зарамаге, собраны памятники, начиная с мезолита и заканчивая современной эпохой.

Мезолит, кобанская культура, непрерывно, начиная с самых ее истоков и заканчивая уже зрелым, развитым окончательным этапом этой культуры. Аланская культура представлена очень широко. Москвичи раскапывали аланскую культуру и другой отряд из Северной Осетии раскапывали как раз памятники аланского времени. А потом уже — аланские памятники, но — монгольского времени. Еще там есть средневековые башни 14-16 века. Понимаешь, население никуда не уходило. Оно живет там с тех пор до сих пор. Многие люди живут в домах, которые сложены еще в 16 веке.

— Все собираюсь туда съездить и посмотреть на памятник Зурабу Магкаеву работы скульптора Царгасова, который там недавно установлен. Как он тебе?

— Он находится очень высоко. Над всем. Он освещен. Мы когда ночью возвращались, мы на него ориентировались, как на маяк. Белый, на утесе, и он стоит на верху этого утеса.

— Вы находили кенотафы?

— Да, то есть были сооружены каменные ящики, в которых был погребальный инвентарь, предметы вооружения, поясные пряжки, браслеты, но следов костей не было. Это кенотаф. То есть человек погиб где-то на чужбине, и в качестве памяти о нем создавали такие могилы, как будто бы он похоронен здесь. Приходили к нему, поминали. Мы часто встречаем следы поминовения. Мы еще находили культовые места. Мы их в шутку назвали «косметичка», поскольку там были белила, была охра, уголь. Такой тоже подквадратной формы ящик и там кусочки перечисленных вещей — охры, мела, углей, еще там были кусочки керамики. Костей не было. Памятник очень интересный.

— Археологи все непонятное всегда относят к культовому. Как чего не знают, так это у них культ…

— Да (смеется). Много шуток есть на эту тему. Охра олицетворяла огонь. Угли… Видимо, там разжигали костры. Очень часто в погребальном обряде употреблялся обряд разжигания костров. Мы находим следы костров. Угольки, обугленные кости…

— Зороастрийцы?

— Зороастризм — это позже. Гораздо позже, чем кобанская культура. Кобанская культура — раньше.

— Когда рядовой зритель сможет увидеть зарамагские вещи?

— Сначала они будут обрабатываться в течение трех лет. Автор имеет право не сдавать их в течение этого времени. Автор — Хасан Чшиев. А потом должны сдавать в музей. Это будет СОГОМИАЛ, или музей СОГУ — не знаю. Музей в университете перевезли, но пока еще не восстановили. Необходимы новые стеллажи, новые витрины, новое оформление. Экспонаты лежат в неразобранном виде. Это вопрос к Хасану Чшиеву и к руководству обоих музеев.

— Как правило, кобанскую культуру в Осетии представляют находками с Южной Осетии, с Тлийского могильника…

— А теперь у нас есть новый, свой могильник! После Кобанского могильника, после находок в Дигорском ущелье у нас есть уже находки и в Алагирском ущелье — в Зарамаге. И в прошлом году Хасан Чшиев раскопал несколько таких ящиков там. Когда увидели материал, то поняли, что это настоящее сокровище. И решили в связи со стройкой вести планомерные археологические раскопки. Не было бы стройки, не было бы и раскопок. И мы бы не знали о таком великолепном памятнике. Догадывались, что там есть ящики, но сколько их, какова площадь… Каменные ящики стоят один к одному, поскольку в горах земля очень плотная, там тяжело копать. Вот мы копаем, мы используем кирки, ломы, потому что это крошка из сланца. Когда проходит дождь, она спрессовывается и превращается в цемент. Ее просто-напросто надо разбивать. И, видимо, с этой же проблемой сталкивались и кобанцы. И поэтому ящики маленькие. И река разливалась (у нас были такие слои из песка, а под ними находились погребения), то есть в тот или иной период река изменяла свое русло и затапливала эти памятники, потом опять уходила. С помощью геологических пород можно определить тот или иной период строительства каменных ящиков.

Мы раскопали пока 52 погребения, а их будет, может быть, 150. Другие экспедиции тоже работали в низинах. Возможен такой вариант, что мы раскопаем то, что находится снизу, они затопят, а мы будем раскапывать то, что выше…