Всегда буду с тобой
Посвящается Борису Гавриловичу Джмухадзе
Мы вышли с соседкой Натой на улицу, решили немного подышать, день был трудный… Ночной город казался чуть больше, чуть просторнее, чем днем, на него не давили шаги и шины, и он спокойно мог побыть самим собой. Ноябрь упорно держал осенние позиции, не давая ударить морозам, но небо уже все чаще затягивалось черными тучами. Я шла, опираясь на руку Наточки, и, щурясь опухшими от слез глазами, глядела на фонари, которые мерцали как гигантские икринки с ядрами света посередине и полупрозрачными ореолами по краям. А Ната шагала твердой походкой, то и дело ловя взглядом звезды, поблескивающие в открывшихся ненадолго дырах на небе. От боли мое сознание отупело и замолчало. Это была ночь накануне похорон деда.
Ната погладила меня по руке и нарушила молчание. «Помнишь, я говорила тебе кое-что по секрету?» Звук ее грудного с хрипотцой голоса был мне приятен, и хотелось ответить, но губы словно одеревенели от двухдневного молчания, и я бросила на нее пустой взгляд. «Помнишь, я говорила тебе про полеты? Я хотела тебе сейчас показать, что это правда… Ты тоже сумеешь, если поверишь…» Я еще раз бессмысленно посмотрела на нее… «Ты сомневаешься?» — с улыбкой спросила она меня. «Ну, научи», — сказала я онемевшим ртом. Мы остановились. Она провела руками по моим голове и плечам, наблюдая за выражением лица, а потом сказала: «Закрой глаза, сосредоточься… Ты слышишь что-нибудь?.. Далекий звук… Вот он растет, приближается…». Я не могла подтвердить, что слышала именно это, но у меня закружилась голова. «Почувствуй, как руки и ноги становятся легче, а внутри у тебя такая свобода, так много места, что в тебя поместился бы ветер. Ты такая сильная, что можешь управлять им…» «У меня… сила?» — произнесла я отстраненно. «Да, именно у тебя… Смотри не мигая вон на ту звезду!» Я смотрела, куда указывала Ната. Звездочка стала шириться и медленно приближаться ко мне, пока не обволокла меня всю своим светом… Я куда-то понеслась, быстро-быстро, в животе заныло от страха, сердце забилось, как бешеное… «Отпусти себя, отпусти» — мягко повелела мне Ната. И, послушавшись, я провалилась в невесомость, словно доверилась воде во время плавания. Больше я ничего не чувствовала…
…Я попала в тот день, который стал для него последним. Дед был грустным, а я собиралась на День рождения. Ему это не очень нравилось. И если бы я знала, что больше никогда не увижу его живым-здоровым, я бы никуда не ушла. Но мне очень хотелось поскорее очутиться в другом месте, где было весело и интересно, где были люди, которых я считала друзьями, которые спустя несколько лет не оставили в моей жизни и следа. Дед готовил фасоль, и в доме пахло специями и жареным луком. Иногда он входил в мою комнату с кухонным полотенцем на плече и с укором глядел на раскиданные мной вещи. И хотя ему не хотелось меня отпускать, и я это чувствовала, он так ничего и не сказал. Я торопливо чмокнула его и выскочила из дому…
Ночью я проснулась от его тяжелого дыхания. «Детка, детка… позвони… позвони в скорую, детка…» Я выбежала, моментально проснувшись. Он сидел на диване, держался обеими руками за грудь и был не в состоянии вздохнуть… Мой лучший друг задыхался, а я была бессильна. У меня выскальзывала из рук трубка, я набирала неправильный номер. Когда на другом конце провода ответили, меня поразило, как спокойно меня допрашивал сухой безразличный голос, который сообщил в итоге, что машин нет и предложил позвонить позже. Потом я набрала номера самых близких соседей, друзей, только матери с отцом не смогла дозвониться, потому что в их пригороде уже три месяца были оборваны телефонные провода, и некому было налаживать связь. После войны город был в полнейшем упадке, а потому отсутствие полного парка карет скорой помощи, оборванные телефонные провода и другие неустройства городского быта были делом привычным… Но только не в тот момент, когда человеку плохо…
…В памяти всплыл сон, увиденный мной накануне его кончины: я несу ведро, полное чем-то тяжелым, спускаюсь по лестнице в подвал. Вдруг спотыкаюсь о последнюю ступеньку, ведро выскальзывает из рук, а из него в разные стороны кидаются черные крысы…
…Потом я перенеслась в ту ужасную ночь и увидела, как мой товарищ Алан вбежал в больничную палату с кислородной подушкой… Лицо молодого врача, который сердито кричал в приемном отделении: «Вы что?! У меня тут у человека давление на нуле, освобождайте место, я ничего не знаю!». Я с ужасом думала над его словами «давление на нуле»… Потом переспросила, а он ответил, что с таким давлением уже не живут. Врач сказал, что дежурит вторые сутки… Он установил капельницу и прилег на соседнюю койку, велев мне сразу будить его, если что… Потом дед корчился от боли, выдергивал иглу из вены, и врач, мгновенно подоспевший в нему, пытался все исправить, я уговаривала деда потерпеть, но он ничего не слышал… Под утро в палату вошла взволнованная мама, когда ее наконец привезли в больницу мои товарищи. Она подошла к деду, прижалась щекой к его щеке и произнесла: «Папочка… тебе плохо, папочка…», а затем повернулась ко мне и тихо добавила: «Иди домой, Милена, прибери, пожалуйста, и жди меня»… Я надеялась, пока не услышала это… «Плакать не надо, — твердил кто-то, — не надо…», а я бежала вниз по больничной лестнице и рыдала в голос…
«Есть другой мир, там все веселые и сырость не разводят, как ты…» — шептал голос. «Как в «Сне смешного человека» у Достоевского?» — подумала я… «Ага… — усмехнулся голос, — только Федя тут не причем… ты сама узнаешь когда-нибудь, детка …» «Дедуля! Это ты? ТЫ?! Как же это так?! Я скажу маме, что тебя нельзя…, они хотят похоронить тебя!!!» «Не спеши, деточка… Не надо никуда бежать… Завтра будет то, что должно. А сейчас побудь со мной. Сейчас мы еще можем быть вместе. Скоро я уйду, а ты останешься». «Дедуля, дедуля, пожалуйста, останься и ты! Как я буду жить без тебя?! Мне плохо, мне страшно без тебя!». «Это пройдет. Ты не плачь только. Знаешь ведь, когда ты плачешь, где-то дождь идет…» -ласково шутил он. «В Афганистане, что ли?» — всхлипывала я. «Наверное… Им ведь как раз дождик очень нужен…» — смеялся дед. «Я не буду, а ты обещай мне… обещай, что будешь приходить, ладно? Прошу тебя… ладно?..» «Я буду с тобой, пока ты помнишь меня… и даже если забудешь, я все равно приду. Слушайся маму, будь послушной, детка…» «Дедуленька, миленький…» «Ну не шмыгай, сморкнись-ка в платок! Молодец… Тебе надо возвращаться, детка, пора…» «Дедуля!!!» — слезы клокотали в горле, превращаясь в ком, не дающий говорить… «Тихо… тихо, родная…» — он гладил меня по голове и целовал в макушку…
Постепенно я стала различать очертания домов и деревьев… Холодный воздух укусил мокрые щеки, я увидела ночное небо, блеск далеких звезд и мутный свет уличных фонарей. А затем и Нату. Ее теплые руки сжимали мои пальцы и растирали их. Она с загадочной улыбкой пристально смотрела на меня… Словно пыталась выудить какую-то тайну из моих глаз. Я крепко обняла ее, а потом, ни слова больше не говоря, мы пошли домой. Моя боль крепко уснула, убаюканная джазовой песенкой дедушки…
Милена ТЕДЕЕВА