Милена Тедеева. Слышать и записывать

Второй год подряд владикавказского поэта Милену Тедееву приглашают на форум молодых писателей России в подмосковный пансионат «Липки», расположенный близ города Звенигорода. К тому же Милена уже в третий раз принимала участие в северокавказском совещании молодых литераторов. И всероссийский, и международный форум, и совещание на Северном Кавказе проводятся Фондом СЭИП, возглавляемым известным политическим и общественным деятелем С.А. Филатовым при поддержке Агентства по делам печати и массовых коммуникаций РФ. Своими впечатлениями от этих поездок Милена Тедеева поделилась с нашим корреспондентом.

— Поэты обычно не любят выступать в роли организаторов, а вам пришлось примерить на себя эту роль. Как она вам далась?
— Роль организатора северокавказского совещания молодых писателей, координатором которого меня назначил Сергей Александрович Филатов в 2010 году в ноябре на X форуме молодых писателей РФ и зарубежья, как говорится, выпила все мои соки. Забот было много: работа с авторами, бесконечное напоминание о сроках и сбор заявок, координация каждого действия с Фондом, с секретариатом которого я была на постоянной связи. Затем — поиск места проведения и множество связанных с этим практических вопросов: с администрацией отеля «Сказка» я практически сроднилась за это время, ну и, конечно, общение с чиновниками от культуры, тоже оказавшееся для меня не самым легким. Сил на творчество не было, поэтому я решила ничего не писать на таком надрыве, боясь фальши. Ехать в Липки я не хотела, еще весной написала о своем решении в Фонд и попросила изъять мои произведения из конкурсного отбора и не отдавать подборку моих стихов рецензентам, чтобы не тратить их время.
— Но ведь вы пишете не только поэзию, но и прозу?
— Да, я отправляла на конкурс и свой рассказ, хотя прозу я пишу реже. На мое удивление знаменитый писатель Леонид Юзефович успел прочитать его до того, как я изъяла заявку. И потом на северокавказском совещании в Цее сам предложил обсудить его в мастер-классе. Вообще, каждый молодой автор должен понимать одну простую вещь. Совещания и форумы, проводимые Фондом С.А. Филатова, просто БЕСЦЕННЫ. Когда еще молодой писатель получает возможность прочтения своих произведений крупными мастерами слова? А тут это вменяется им в обязанность, становится их работой, и они досконально все прочитывают, тратя на часто небезупречные сочинения свои драгоценные душевные и творческие силы. Поэтому надо быть благодарными и организаторам, и Богу за этот великолепный подарок — возможность участия в мероприятиях такого масштаба. И неважно, как при этом будут оценены произведения, важно, что очень грамотные, опытные и талантливые люди, выбравшие тот же путь, что и ты, идущие впереди, уделяют тебе свое внимание. Я уж не говорю о том наэлектризованном живом общении молодых авторов друг с другом, которое рождает идеи и так обогащает воображение впечатлительного творческого человека, что ему еще долго бывает о чем подумать.
— Что, на ваш взгляд, является главным для пишущего человека? Вот Достоевский говорил: «Страдать надо, батенька, страдать!»
— Чистота слуха для поэта — это основное качество, которым надо обладать, чтобы писать стихи. Надо иметь внутренний слух. Это — как в музыке.
— Давайте вернемся непосредственно к мастер-классам. Какие замечания вы услышали в свой адрес?
— В прошлом году я слышала в свой адрес следующие замечания от своих молодых коллег: «Верлибр — это вообще не стихи…» «Так писать можно сколь угодно и о чем угодно…» «Это проза, не стихи» «Меня не покидает чувство, что я читаю подстрочники…» «Прошу учитывать, где автор живет, это все-таки совсем другая среда, другая культура»… и так далее. Мастера — поэт Ирина Ермакова и литературный критик Артем Скворцов — и участники положительно отметили только два моих стихотворения: «Шиповник» и «Молитву» и посоветовали мне выходить из герметичности на свет. А месяцем раньше известный поэт Максим Амелин, который мне и порекомендовал записаться в мастер-класс Ермаковой и Скворцова, сказал, что мое творчество — это творчество очень образованного человека с высоким языковым уровнем. Этим противоречием и было вызвано мое недоумение и неуверенность в том, стоит ли вообще участвовать в современном литературном процессе. Но, как оказалось, творческий процесс в душе и голове человека, однажды в него втянутого, никогда не прекращается, даже если он по каким-либо причинам не пишет в тот или иной момент. Любой кризис необходим для прорыва.
— Прорыв произошел?
— По правде говоря, я все еще пребываю в кризисе, просто отношусь к этому спокойней. В прошлом году я чуть было не впала в депрессию. Но у меня есть мнение мистического характера, что в написании каких-то строк в этом мире заинтересованы определенные силы совсем в других мирах. Поэтому, на мой взгляд, человек, которому так или иначе выпала эта роль — слышать и записывать, — никогда не может чувствовать себя полностью свободным от нее. Знаете, я бы и рада была не писать и не хотеть писать, но в глубине души я уже понимаю, что эта потребность намертво срослась со мной. Это уже измененный взгляд, другой уровень восприятия действительности. Я год ничего не писала, но, глядя на вещи и предметы, оценивая события и людей, я ловила себя на наблюдении, что постоянно представляю все происходящее метафорично, с моего языка все время срывались (или рождались внутри меня) эпитеты и концепции исключительно поэтического свойства. Я видела целые сюжеты, проживая эпизоды из жизни лирических героев.
— Так что все-таки послужило толчком к тому, что вы все-таки поехали в Липки?
— Когда прошло северокавказское совещание в Цее и Сергей Александрович Филатов узнал, что я не еду в Липки, он настоял на моей поездке. Я вынуждена была прислушаться к его мнению, в какой-то мере это было мое малодушное прикрытие своей неуверенности официальным приглашением. Я взяла свою подборку и хорошенько сократила ее, потом подредактировала стихи, удалив из них какие-то сомнительные строчки и слова или перефразировав их. Все эти правки тоже давно зрели у меня в голове. У меня есть один замечательный товарищ по совещаниям, с которым я уже больше года переписываюсь, — молодой поэт из Адыгеи Николай Редькин. Признаюсь честно, это мой главный рецензент. Сам себя он называет «Баба-Яга», на прошлогоднем совещании в Домбае его острой критики побаивались все участники. Он никогда никого не щадит. Но я для себя решила, что он и только он обладает безукоризненным поэтическим и критическим чутьем. Приведу пример: у меня было стихотворение «Пустые яйца». Оно недлинное, кстати, было опубликовано в последнем номере журнала «Дарьял», так вот я там развиваю одну метафорическую мысль, а Николай мне и говорит, что первые три строчки хорошие, остальное заводит в дебри, я бы выбросил все после этих трех строк. Больно избавляться от своих выпестованных строчек, на которые потрачено столько энергии, а тебе говорят — в мусор. Но я поверила Коле, и стихотворение заметили и оценили в подмосковных Липках. Я понимаю, что все, что касается меня и моего сочинительства, — не рецепт и не инструкция того, как надо жить и работать творческому человеку. Нет. Рецептов и инструкций вообще нет. Каждый должен руководствоваться своими ориентирами. Но я на свой вкус выбираю критиков, которым можно верить. Пока, к счастью, не ошибалась. И в пользу выбранных мной людей говорит их признанное и даже больше — качественное творчество. Поэтому я еще раз хочу от всего сердца выразить благодарность Сергею Александровичу Филатову за возможность встреч с талантливыми людьми. Знаете, в этом году в Цее писатель Леонид Юзефович сказал, что нас, пишущих, по большому счету мало (графоманы не в счет, хотя они встречаются повсеместно), и мы должны щадить друг друга и быть не только писателями, но и редакторами своих произведений. Эту же мысль я услышала в подмосковных Липках от поэта Ирины Ермаковой, которая все время твердит молодым поэтам — работайте, работайте, не жалея своих стихов, черкайте как можно больше. И ведь это очень правильно. Я подумала, что когда начинаешь утилитарно смотреть на свое сочинение, то всегда вычеркиваешь в первую очередь не самое важное, и так по нарастающей, а в итоге в конце остается самое важное, судьбоносное для этого сочинения. Все мастера непрестанно советуют молодым авторам читать без меры, все время читать. Чтение должно быть воздухом для пишущего.
— В этом году ваши труды оценили, что вам особенно запомнилось из высказываний коллег по литературному цеху?
— Сказали, что практически все выверено, лишнего нет, но все-таки стоит даже на эти стихи еще раз взглянуть спустя время и подумать, все ли на месте. А теперь я хочу привести мнения моих молодых коллег в противовес мнениям прошлогодним. «Вкусная подборка», «Ритмически точные конструкции, читаются на одном дыхании», «Я просто влюбился в подборку», «В прошлом году каждое стихотворение Милены было, как громоздкий корабль, который тонет, в этом году они плывут» и так далее, а всезнайка Артем Скворцов (да простит меня Артем Эдуардович!) почтил меня замечанием, что теперь он видит в моих стихах свою сложившуюся поэтику и живые и ясные образы, которые не конфликтуют друг с другом.
— Какой эпизод вам больше всего запомнился в Липках?
— Самый яростный мой критик среди участников мастер-класса в прошлом году Родион Марничев, молодой поэт из Питера, который сказал мне, что верлибр — это вообще не стих, и так писать можно сколь угодно, привез в Липки в этом году один верлибр наряду с другими рифмованными стихами. Молодой человек честно признался, что попытка написать свободный стих не привела ни к чему, он смиренно слушал критику в свой адрес, в конце обсуждения Ирина Ермакова обратилась непосредственно ко мне: «Мила, а что вы скажете о стихах Родиона?». Видимо, от меня ожидали ответной яростной критики. Я похвалила стихи своего оппонента, сказав, что они сыроваты, но из них определенно получатся хорошие, если поработать. «А верлибр?» — спросили меня мастера. Я отметила ошибки, из-за которых, на мой взгляд, рушится конструкция свободного стиха Родиона. И кое в чем оказалась права. Мастер, литературный критик Артем Скворцов потом объяснил, что рифма — фиксирующий элемент в конце каждой строки, а поскольку в верлибре этого элемента нет, то воздушное тело стихотворения должно фиксироваться ритмом и смыслом. Получается, что хороший верлибр даже труднее написать, чем хорошее стихотворение в рифму, потому что у него нет никаких подпорок, он обнаженный, и с ним нужно уметь точно обращаться.
— Сколько у вас стихотворений, которые вы считаете совершенными?
— За те годы, что пишу, могу не краснеть только за два своих стихотворения. Но меня успокаивают слова Ирины Александровны Ермаковой, которая говорит, что в поэзии лучше меньше, да лучше, и слова Максима Амелина, самобытного и ни на кого не похожего поэта и переводчика, что вовсе не обязательно записывать каждую строчку, пришедшую в голову, потому что услышать можно что угодно, и не всегда мы слышим что-то наше, а дописывать чужое не стоит — не получится и не принесет удовлетворения. Хотя быть удовлетворенным поэту никогда не удается, да и не нужно, и с той минуты, как поэт скажет, что он доволен, начнется его деградация.
— Часто то представление, которое у тебя создалось о человеке по его произведениям, не совпадает с тем, что ты потом наблюдаешь. Вы с этим сталкивались?
— Да, 20-летний поэт Денис Балин, творчество которого сначала неприятно поразило меня своими метаметафорами, то есть усиленными метафорами, от которых становилось не по себе (я с ужасом думала, как буду критиковать этого очевидного психопата), в реальности оказался очень спокойным и милым молодым человеком. Он погружен в свои переживания, и не слишком интересуется тем, какой эффект производят его образы, от которых, как признавались и мастера, становится душно. Сейчас мы общаемся с этим автором.
— Кого вы еще открыли для себя?
— Было приятное открытие — Григорий Медведев, молодой московский поэт с очень лиричной созерцательной поэзией, соответствующей духу времени. С большой симпатией я отношусь к творчеству дагестанской поэтессы Мариям Кабашиловой, положительно отмеченной на северокавказском совещании этого года у нас, в Осетии, которой мастера в «Липках» сказали, что в ней сидит хороший сценарист и что ей стоит попробовать себя в других областях искусства. Они отметили, что взгляд у Мариям не поэтический, и совершенно не важно, будет ли она писать в рифму или нет, ее творчество — это проза. Но лично мне очевидны тонкости, которых мастера не заметили, например, монотонная ритмичность в стихах, которая позволяет автору прорываться из рациональности в иррациональность, особенно этот эффект ощущается при устном чтении стихов Мариям ею самой. Описывая действительность, перечисляя предметы, Мариям пытается нащупать какие-то магические пружинки. Как потом выяснилось, она серьезно увлекается йогой, буддизмом, обожает детские считалочки, полагая, что это — заговоры. А вообще есть еще один важный момент в столичных мастер-классах, почему-то, и я это испытала в прошлом году, от национальных поэтов ждут национального колорита. Но ведь мы давно уже не живем в своем национальном культурном пространстве, в Осетии, к примеру, уже остро стоит вопрос «выживания» осетинского языка, о какой же молодой национальной литературе можно говорить? Мы, литераторы, желая быть в струе и не отрываться от перемен, происходящих в мире, просто вынуждены писать на других языках. В Цее в этом году очень много муссировали этот вопрос. Нас хотят видеть представителями национальной литературы на национальных языках. А языки уже давно в стагнации, как можно быть современными на национальных языках? Для того чтобы это произошло, нужна литературная среда, из которой вырастет гений, и не один. А вот так — в нулевом состоянии — наша упадочная национальная среда никаких гениев, извините, не даст. А мы — промежуточное звено — тоже ведь должны быть в мире услышаны, и никакого другого средства, кроме русского языка — у нас нет. Та же Мариям говорит: «Я не являюсь продолжательницей дагестанской поэтической традиции, скорее — русской». И это вполне естественно сегодня. У каждого свой путь. Но снова вспоминая Максима Амелина, приведу его слова о том, что, возможно, то, за что нас критикуют, и стоит развивать, превращая свои кажущиеся другим недостатками особенности в уникальные достоинства.
— В конечном счете какие на закрытии форума раздавали поощрения?
— Их было много. Это — стипендия Министерства по делам печати и массовых коммуникаций РФ; включение произведений автора в сборник «Новые писатели»; включение в российский каталог лучших произведений молодых литераторов;
рекомендация к печати собственной книги.
— Что стало итогом форума в Липках для вас, Милена?
— Итогом форума для меня будет публикация в книге, которая выйдет в начале будущего года «Новые писатели России 2012 года». Кроме того, вероятно, мои стихи напечатают в журнале «Юность», одно стихотворение будет наверняка напечатано в молодежном проекте, созданном в противовес авторитетным толстым литературным журналам — тонком поэтическом журнале, который, судя по всему, физически будет не менее толстым.
— «Дальнейшие планы» — формулировка для пишущего стихи слишком грубая, потому что строить планы в поэзии — это все равно что строить планы в любви… Но все-таки?
— Есть, конечно, задумки, но я не знаю пока, что из них вырастет и надо ли это вообще. Скажу так: да будет воля Божья! А еще лучше, как сказала некогда Зинаида Гиппиус: «…вовек да будут едино
Воля Твоя и моя».

Спрашивала Мадина ТЕЗИЕВА