Как достичь мира на Кавказе?

Читайте и судите сами. Единственное, что мы исправили в выступлении главреда КАВПОЛИТа, — это название казачества. Он называл его социально-культурной общностью, хотя казачество названо в законе — этно-культурной общностью. Но оговорка сути не меняет. Произвол коррумпированных чиновников и произвол бесконтрольных силовиков на Кавказе, идущие рука об руку, должны прекратиться!

Северо-кавказский федеральный округ, который мы проехали за эти 9 дней, нуждается не в таком коротком, оперативном посещении, а в длительном исследовании, в продолжительной работе на местах.

И каждая республика имеет свои особенности, свои огромные достижения, свои тяжелейшие проблемы.

Но задачей Совета было обозначение так называемых реперных, болезненных точек. Не установление, условно говоря, полной объемной юридической или какой-нибудь иной правды, а соприкосновение с реальностью и понимание того, какова эта реальность на Северном Кавказе.

И, конечно, каждая республика счастлива по-своему. И несчастлива тоже. Но есть и общие несчастья.

Я бы выделил Чеченскую Республику и Ингушетию (несмотря на то, что Чеченскую Республику мы проехали достаточно быстро).

Все-таки заметно, что и в Чеченской Республике, и в Республике Ингушетия социальная инфраструктура находится на достаточно высоком уровне развития. И что средства и там, и там выделяются на эту инфраструктуру, что развиваются, что строятся дороги, что строятся современные города, строятся инфраструктурные объекты.

И эти два вайнахских региона (не хочу, естественно, другим регионам что-то попенять) выделяются, на мой взгляд, достаточно внятным и жестким контролем со стороны органов государственной власти за расходованием бюджетных федеральных средств. И результаты этого расходования налицо.

Наверно, что-то можно сделать лучше, что-то можно сделать хуже.

Но в других регионах — не во всех, а во многих — ситуация, на мой взгляд, крайне удручающая.

Дороги находятся в достаточно тяжелом состоянии, если не сказать больше. Если отъехать от федеральной трассы М-29, то начинается, прямо скажем, особенно в Дагестане и Осетии (я не ругаю какие-то регионы, просто говорю то, что видел), просто ад передвижения по этим дорогам.

Мы видели в некоторых регионах помещения больниц, покрытые плесенью и грибком.

Поэтому, конечно, главные проблемы — это проблемы коррупции, назовем вещи своими именами. 

Не какие-то абстрактные марсиане у нас живут и руководят регионами — поэтому проблемы коррупции, разбазаривания федеральных средств, выделяемые на социальную инфраструктуру, проблема того, что деньги не доходят народа, до реализации целевых федеральных программ самого разного уровня, почти повсеместны. Я сейчас не имею в виду федеральные программы как ФЦП, я имею в виду одну большую программу, которую обозначил президент, — забота о народе страны, как это обозначено в Конституции, о народе, населяющем социальное государство. Я напомню, об этом забыли многие чиновники в СКФО.

В Конституции Российской Федерации сказано, что Россия — это не государство зверского капитализма, где основа общества — это победа сильных — гибель слабых, где богатые всегда имеют преимущество, а власть имущий всегда может вырвать кусок и съесть его, отобрав его у бедных.

В Конституции РФ сказано, что РФ — это социальное государство, и главным держателем власти является многонациональный народ.

Мои коллеги уже много рассказали о проблемах с землей, которые мы подробно достаточно изучили в двух казачьих станицах, Александровских: и в КБР, и в Ставропольском крае. И в чем-то по-разному… Но как-то везде одно и то же. Везде богатеи захватывают земли. Тем или иным способом переводя их в свою частную собственность. Отбирая их где-то из федерального земельного фонда, что вообще непонятно, каким образом это в станице Александровской КБР можно было сделать. Когда земли заказника забирают в частную собственность… То есть мне-то понятно как: через коррупционные сделки, через преступные разного рода соглашения.

В другой ситуации просто оказывается фактически террористическое давление на местное самоуправление, приводя к тому, что воля и голос 25-тысячной станицы Александровской в Ставропольском крае превращаются в желание нескольких человек. Я, конечно, выяснил, что бывший глава Александровского района — теперь министр сельского хозяйства Ставропольского края. Я понял, почему земли становятся именно в Александровском районе собственностью крупных монополистов.

Я надеюсь, что это можно исследовать. Я спрашиваю, а не утверждаю, а не связаны ли нарушения избирательных процессов и давление на местное самоуправление с ростом собственности земельного фонда, привязанного к определенной фирме? И не имеют ли к этим земельным фондам, фирмам отношение некоторые чиновники?

Я думаю, прокуратура могла бы заняться этим вопросом. Да и Следственный комитет здесь тоже не помешал бы. Если не справляются региональные органы, то можно было бы и СКФО к этому подключить. Скажем прямо, спекуляции земельным фондом, создание огромных латифундий в ущерб народу особенно вопиюще в Ставропольском крае. То, что мы наблюдаем, конечно же, не идет ни в какое понимание.

Как жить людям, сотням тысяч, миллионам людей, для которых долгие годы, столетия земля была источником и социального, и экономического существования? Хозяйственной базой, на которой они работали. Куда им деваться в 7-тысячной станице? Ездить в Москву гастарбайтерами работать что ли?

И это в том числе приводит к срыву реализации федерального закона восстановления прав казачества. Казачество пытаются разного рода начальники превратить в что-то вроде военно-патриотические клубы, которые должны заниматься какой-то абстрактной молодежью. И готовить кого-то к призыву в армию.

Хотя в законе ясно сказано черным по белому. Казачество является этнокультурной общностью, и никакие отставные сотрудники МВД или военные офицеры, не имеющие отношение к этой общности, не должны возглавлять казачьи организации. Только коренные казаки кровью своей и кровью своих предков писавшие терскую, донскую, кубанскую историю, мне кажется, должны быть в казачьих организациях и вправе возглавлять их. А иначе казачье войско превращается в то, что мы наблюдаем на Кубани. Когда это полицейский отряд бывшего губернатора, нынешнего крупного латифундиста и министра сельского хозяйства РФ.

Казаки — это народ. Этнокультурная общность. Так сказано в законе. Этот народ лишают экономической и хозяйственной базы его жизни, его развития.

Мы заботимся о малых народах: о ногайцах, о рутульцах. И это правильно. Совершенно верно. Но и о казаках надо заботиться. И не превращать их в какой-то придаток МВД, который не имеет оказывается, ни женщин, ни детей. Получается, казаки есть, а казачек у них нет. И казачат нет. Не существуют они с точки зрения современной ситуации. Это вопиющая ситуация. Мы будем бороться за реализацию федерального закона восстановления прав казачества как этнокультурной общности. Я считаю, что это единственно правильное направление.

Уничтожить уникальный мир казаков мы не позволим, потому что это достояние нашей страны. Такое же достояние, как любого другого народа и любой другой этнокультурной общности РФ.

Коллеги говорили о профилактическом учете. Это беда существует на всей территории страны. Сразу скажу, профилактический учет — вещь обязательная. Он нужен. Потому что есть, конечно, лица, склонные к совершению преступлений. Есть лица, склонные, или в силу психологических особенностей — родственники пострадали или еще что-то, — к вовлечению в террористические организации.

И, безусловно, никто не ставит под сомнение ни оперативную необходимость подобной работы (противодействия терроризму, преступности или экстремизму), ни само ее наличие. Безусловно, это надо. И я считаю, что гражданское общество могло бы оказать тем организациям, которые борются с терроризмом (ФСБ, МВД, СК), большую помощь. Не в смысле, что мы готовы быть стукачами и давать показания на кого-то. А в смысле, что если какие-то люди на самом деле (допустим, вдовы погибших боевиков, или члены семей арестованных, людей, обвиненных в содействии терроризму) существуют в ситуации психоза, давления на них со стороны террористического подполья, что мы, в силу нашего опыта, наблюдали неоднократно, то одними только репрессивными методами тут не исправишь ситуацию.

Безусловно, правозащитники, представители гражданского общества готовы помогать и ФСБ, и МВД, в работе с подобными людьми, разговаривать с ними.

У меня у самого был неоднократно опыт ситуаций, когда, допустим, мужа посадили, 14 лет дали. Она ходит в черных одеждах, в психозе, тухум от нее отказался, родственники отказались. Детей нет. Это живая бомба, потенциальная. Лет 5 назад у меня были такие истории, в Дагестане например. Я оказался первым человеком, который с ней просто по-человечески поговорил.

Была история. Мне звонит женщина, говорит: «Меня показывают по телевизору, в Каспийске говорят, я должна взорваться». Говорю: «А ты хочешь взорваться?» «Нет, не хочу». А ты, говорю, мне врешь? Я же для тебя кяфир, в конце концов. Может, ты мне просто сейчас врешь, и ты террористка? «Нет, клянусь, нет».

Я позвал к телефону одного мусульманина, она ему повторила, поклялась Аллахом, потом я позвонил в НАК, приехали сотрудники ФСБ и спали жизнь этой женщине, я считаю. Конечно, она была добычей. Такие люди — их не мало. И с ними только репрессиями, только отпечатками пальцев, взятием крови, постоянным давлением на них нельзя работать.

Это содействует распространению экстремистских взглядов, а не уменьшению их присутствия в обществе.

К ним можно прийти, поговорить, можно во взаимодействии с Национальным антитеррористическим комитетом, ФСБ получить списки таких людей.

Мы можем вовлечь людей в какую-то социальную деятельность, в какую работу, работать с их детьми.

В некоторых республиках мы наблюдали очень позитивное явление, когда дети погибших сотрудников правоохранительных органов и дети семей погибших участников НВФ вместе учатся, в детские сады ходят вместе.

Гражданская война, которая полыхает на Северном Кавказе уже больше двадцати лет (начало этой гражданской войны — 92-й год, безусловно), должна прекратиться.

Ее не прекратишь только пулями. Вырастает уже второе поколение. Уже даже третье поколение тех, кто хочет вновь и вновь мстить, и воевать, и сражаться. Этот клинч, это столкновение между силовыми структурами и теми людьми, которых в начале 90-х годов толкнула федеральная власть, ельцинская, начавшая чеченскую кровопролитную войну, и сразу же не закрыв последствия осетино-ингушского конфликта, когда это можно было сделать. Эти люди, я считаю, конечно, сегодня совершают преступление. Но именно тогда, в 90-е годы, начался этот кошмар. И снимать с себя ответственность за то, что целые поколения граждан РФ сочувствуют бандподполью, мы не можем.

Не надо делать вид, что какие-то книги они прочитали, понимаете ли. И под влиянием этих книг или видеороликов пошли туда. Они пошли под влиянием того, что Грозный трижды сметался с лица земли. Под влиянием нерешенных проблем осетино-ингушского конфликта. Под влиянием того, что о Беслане мы до конца правду не знаем до сих пор. Под влиянием того, что крови пролилось уже море. Что каждый год нам рапортуют о сотнях погибших. «Великие успехи», понимаете, что убиты 400 человек в возрасте от 17 до 25 лет.

С одной стороны, конечно, слава героям, слава сотрудникам контртеррористических операций… подразделений, которые рискуют жизнями, теряют товарищей, сражаются с теми, кто взял в руки оружие. И совершенно справедливо они делают. И честь и хвала им.

Но, с другой стороны, давайте отделим боевые операции от гражданского общества. Вот гражданская работа практически не ведется. Практически война отдана на откуп силовикам и террористам. А мы, гражданское общество, люди, оказываемся заложниками этого всего. Отсюда и вопиющие факты профилактического учета в Дагестане. Когда министр МВД рассказывает на коллегии, что у него 20 тысяч человек поставлено на профилактический учет. 20 тысяч террористов в Дагестане? Скажите мне.

Другая цифра — 6 тысяч. 6 тысяч террористов в Дагестане? Вчера арестовывают Магомеда Магомедова, журналиста «Нового дела», он у них страшный, опасный наркоман, который в мечеть ходит с пакетиком спайса и с гранатой в кармане.

Но после нашего отъезда и критики Совета он был отпущен из СИЗО, помещен под домашний арест решением суда. Суд занял принципиальную позицию, за что огромное спасибо тем юристам, тем судьям, которые способны поднимать свой голос в этой ситуации.

Но кто заступится за людей, которые не являются журналистами? За которых можем мы, наши коллеги заступиться. Кто заступится за живущих в горных аулах, в горных селах? Кто заступиться за них? Не имеющих голосов, юридической помощи.

Я считаю, что, безусловно, надо выстраивать взаимодействие гражданского общества и контртеррористических структур. Мы готовы к этому. У нас есть конкретные предложения. Здесь, наверняка, есть сотрудники или представители этих структур. Никто не хочет вражды. Все хотят, чтобы терроризм был уничтожен в России, но не ценой бесконечной войны, бесконечного пролития крови. Это ни к чему не приводит.

Англия с Ирландией 300 лет вела войну. До тех пор, пока не начались процедуры мирного нормального разговора с теми вменяемыми людьми с той стороны, которые готовы были бы, не просто подняв руки, выйти из подвалов Ольстера и сдаться британским солдатам. Никто не готов к такому. Мы и это уже проходили. И из леса выходили. И амнистия была. А потом их убивали. Другое ведомство. Одно ведомство из леса выводит людей, а другое — этих людей, которых другое вывело из леса, убивает. Еще раз загоняя новое поколение молодежи в лес.

Надо создавать единую систему, единую службу, без девиаций, без конкуренции спецслужб, службу контроля за борьбой с терроризмом. Пока у нас будут пять служб между собой конкурирующих, состязающихся в отчетности, с этим делом работать, всегда будут лазейки, в которых террор будет находить для себя выход. 

А гражданское общество будет врагом. Еще раз подчеркиваю, мы готовы сотрудничать. Мы готовим организацию в Москве большого форума «Гражданское содействие по противодействию терроризму и экстремизму». Я лично приглашаю все службы, занимающиеся контртеррористической борьбой, к сотрудничеству, к участию в этом форуме, потому что, естественно, я уверен, что там работает очень много вменяемых, толковых офицеров, настоящих патриотов, которые борются за соблюдение Конституции и закона, а не за беззаконное создание практически бесконтрольной ситуации террора от имени государства.

Я не хочу сейчас останавливаться на каждой республике. В каждой республике есть свои нюансы.

Некоторые республики подошли к визиту Совета отрыто и раскрыли перед нами все двери. С некоторыми — у нас были сложные, драматические отношения, шекспировского уровня. Личные, а не юридические.

А некоторые республики попытались закрыть граждан от встречи с членами СПЧ, увезя их или не курортные места, когда, допустим, как в Нальчике, люди не получили известия о встрече с СПЧ. В газете накануне было опубликовано, в «Кабардино-балкарской правде», в подвале, петитом, что это будет в гостинице «Синдика», в 7 часов вечера. Если бы мы не обзвонили некоторых правозащитников, которые в свою очередь, зная уже, кто нуждается, то вообще бы никто не пришел в эту гостиницу.

А на следующий день, когда люди пришли уже толпой, мы уже в Эльбрусском районе отдыхали, часть Совета, была увезена туда, с главой общалась. Я считаю, это неправильно. 

Как и в КЧР, то же самое было. Когда людей вообще не извещали о том, где будет встреча. В день встречи с Советом люди не знали, где она будет и во сколько. И опять-таки мы вмешались. Мы обзвонили общественные, правозащитные, национальные организации КЧР. 

И в Ставропольском крае, то, что мы видели вчера — это было абсолютно неправильная организация. Какие-то вооруженные люди с автоматами стояли, охрана мэрии. Нельзя было в «Интуристе» или где-то еще организовать встречу? Слава Богу, все наладилось. Я думаю, что это шероховатости, а не принципиальная позиция, перестраховка госорганов бывает.

Не воспринимайте мою критику как что-то такое зловещее в данном случае.

Еще раз обращаюсь ко всем представителям органов государственной власти. Не видьте в нас угрозу и врагов. Все регионы, которые открыты, демократично открыли свои двери людям, пришедшим встретиться с членами СПЧ, даже при наличии огромных проблем в этих регионах, эти регионы бы только выиграли. Их главы бы показали себя демократичными, открытыми.

Осетию могу поставить в пример. Когда глава предоставил практически Дом правительства, и все двери были открыты, сотрудники полиции отдавали честь всем, кто приходил, неважно, с какими они приходили претензиями, проблемами.

Мне кажется, это единственно правильный и единственно возможный подход. В данном случае. Поэтому, пожалуйста, впредь, когда будут такие мероприятия, я прошу, не перестраховывайтесь. Ничего страшного не происходит, что люди покритикую власть, расскажут свои беды. От этого всем станет только лучше. Честно говоря, имидж региона от этого только выиграет.

И последнее. О проблеме свободы слова. Я дал себе слово, что пока дела в отношении убитых наших коллег, журналистов, не будут расследованы, я буду об этом говорить снова и снова, раз за разом.

Я напомню, что в Дагестане убиты порядка 11 журналистов. Только сейчас, накануне приезда Совета, суд Дагестана вынес убийцам Абдулмалика Ахмедилова приговор. Но остальные следственные мероприятия, я считаю, саботируются, я открыто это скажу. И пусть на меня кто угодно подает в суд. Убийство Хаджимурада Камалова — известны имена убийц и заказчиков. Они названы были Следственному комитету по СКФО. И у меня вопрос: почему органы власти, зная убийц и заказчиков, не дают хода этим следственным делам?

По убийству Ахмеднаби Ахмеднабиева — понятно, тоже есть показания, кто убил. Почему убийцы ходят на свободе?

По Тимуру Куашеву, которого убили уколом в сердце, я получил медицинское освидетельствование. Там ясно видно, что в области сердца у него прокол. Есть канал. Там есть непонятный препарат, внезапно развившаяся… какая-то инфекция в теле.

То есть ясно, что это был один из видов биологических ядов, которые распадаются в теле человека и не обнаруживаются медицинским образом. Закрыто дело, хотя мне лично Юрий Александрович Коков давал слово офицера, что он расследует и найдет причины смерти журналиста, правозащитника Тимура Куашева.

До тех пор пока расследования дел убийств журналистов будут саботироваться по тем или иным причинам, в силу каких-то карьерных игр, межведомственных, в силу каких-то еще иных причин, мы будем об этом говорить.

И позиция родственников, я знаю, что в Дагестане есть такая ситуация, приезжали следственные органы после того, как я президенту сказал об этом, некоторые родственники сказали, мы типа не имеем претензий, мы не хотим в это влезать. Во-первых, родственники могут быть запуганы. Раз. Во-вторых, не имеет значения. Убийство есть убийство.

Я требую это с трибуны. Чтобы Следственный комитет по СКФО взял под свой контроль дела по убийству журналистов и вывел их из регионального подчинения следственных комитетов, передал их на федеральный уровень.

Чтобы на федеральном уровне была создана специальная комиссия СК по расследованию дел об убийствах журналистов на Северном Кавказе. Я прошу прокуратуру зафиксировать мое официальное заявление.

Максим Шевченко 

http://kavpolit.com/articles/kak_dostich_mira_na_kavkaze-26390/