Жесткие пряники для бывших автономий
Наметившийся прорыв напереговорах с Южной Осетией не означает смягчения позиций Грузии по отношению к Цхинвали и Сухуми Госминистр Георгий Хаиндрава жестко ставит на первый план национальные интересы Грузии.
После декабрьской встречи министров иностранных дел стран – участниц ОБСЕ в Любляне, где единогласно, в том числе и Россией, был поддержан трехэтапный план Михаила Саакашвили по урегулированию грузино-южноосетинского конфликта, появилась надежда, что Тбилиси и Цхинвали наконец пошли в нужном направлении. Однако очень скоро процесс сближения снова застопорился. О причинах этого и общей ситуации во взаимоотношениях Тбилиси с бывшими автономиями в интервью «НГ» рассказывает госминистр Грузии по урегулированию конфликтов Георгий Хаиндрава.
-Южноосетинская сторона наотрез отказывается приезжать в Тбилиси на заседание Смешанной контрольной комиссии (СКК), ссылаясь на отсутствие гарантий безопасности, и предлагает провести заседание во Владикавказе. Прорыв в грузино-осетинских отношениях не состоялся?
– Что касается прорыва, то таковым надо считать не столько одобрение плана Саакашвили Россией, сколько мирные инициативы самого цхинвальского лидера Эдуарда Кокойты. Давно известно, что разрешение такого рода конфликтов происходит в три этапа – демилитаризация, экономическая реабилитация, определение политического статуса. Другая схема до сих пор не придумана. Для нас важно то, что в Цхинвали поняли это – ведь без согласия осетинской стороны миротворческий процесс осуществить невозможно, даже если за него выступает весь мир.
С Россией сложнее. У нашего северного соседа по-прежнему нет четкой политики ни в отношении Грузии с ее проблемными автономиями, ни в регионе в целом. Свежий пример. В Любляне Россия поддержала план урегулирования грузино-южноосетинского конфликта. Но уже спустя несколько дней посол по чрезвычайным поручениям МИД РФ Валерий Лощинин на московском заседании СКК, куда он заглянул на несколько минут, вдруг заявил о необходимости создать очередную многостороннюю комиссию для выработки программы грузино-южноосетинского урегулирования. Зачем, если расписанный по пунктам план уже одобрен практически всеми?! В предлагаемую Лощининым комиссию должно войти около 60 человек от Москвы, Владикавказа, Тбилиси, Цхинвали, ОБСЕ. Естественно предполагать, что такая громоздкая структура не сможет работать эффективно. Поэтому грузинская сторона эту идею не поддержала – и тут же напоролась на обвинения в деструктивности.
– Проводится ли демилитаризация Южной Осетии?
– Мониторинг идет, но реально для разоружения ничего не делается. А 10 февраля я должен отчитаться в парламенте Грузии о ситуации в регионе. Покрывать бездеятельность миротворцев я не собираюсь. Миротворческая операция застопорилась, о чем и будет доложено высшему законодательному органу страны. И тогда в силу вступит решение парламента Грузии о прекращении этой операции в ее нынешнем виде. Это в конце концов приведет к выводу российского миротворческого контингента и станет логическим завершением его 13-летнего малоэффективного пребывания в зоне грузино-южноосетинского конфликта. Думаю, ни одна страна в мире, в том числе сама Россия, не станет терпеть на своей территории иностранные военные подразделения, которые вместо разоружения военизированных формирований поступают с точностью до наоборот. Доказательства? Военный парад в сентябре прошлого года в Цхинвали с демонстрацией бронетехники, заявление южноосетинского сопредседателя СКК Бориса Чочиева о том, что цхинвальские вооруженные силы обладают бронетехникой и даже авиацией. Откуда все это? Идет прямая подпитка сепаратизма. И мы с этим не смиримся.
– Что конкретно собираются предпринимать в Тбилиси?
– Опыт последних 13 лет показал, что Россия в одиночку с миротворческим процессом в Южной Осетии не справляется. Это наводит на мысль о необходимости интернационализировать миротворческий процесс. В нынешнем формате СКК (Москва–Владикавказ–Цхинвали–Тбилиси) мы зачастую оказываемся в одиночку против трех мнений. А главное – ни одно серьезное постановление СКК не выполняется. С этим надо кончать. Нигде не зафиксировано, что СКК – незыблемая структура, которую нельзя трансформировать, модернизировать и т.д. Мы своих интересов не скрываем – восстановить полный контроль над государственной границей. Это касается и Рокского тоннеля (южноосетинский участок границы с РФ. – «НГ»), и Псоу (абхазский участок грузино-российской границы. – «НГ»). Иначе не будет грузинского государства. Если же нашему северному соседу Грузия как государство не нужна, то и мы соответствующим образом перестроим наши действия. Мы готовы считаться с интересами России в регионе, в мире, но не вопреки собственным интересам.
– Какие экономические программы, финансируемые европейскими донорами, уже реализуются в Южной Осетии? Насколько они прозрачны?
– Экономическое направление – самое успешное в миротворческом процессе. Речь идет о восстановлении дорог, строительстве школ, социальных объектов, электрификации и газификации региона, устройстве водоканалов. Сейчас изучаются нужды населения, после чего состоится конференция с участием евродоноров и будут определены конкретные направления работы. Но пока люди смотрят друг на друга через автоматные прицелы, о полноценном экономическом развитии края говорить наивно.
– А что с Абхазией? Создается впечатление, что там полный тупик.
– С Абхазией, конечно, сложно. Здесь военное и экономическое присутствие России намного мощнее. Это серьезная проблема для нас – но и для абхазов. Они должны понять, что на карту поставлено их будущее. Будущее Грузии и грузин видно: мы хоть и медленно, но поднимаемся. А куда идут они? Будущее Абхазии тревожно, если вспомнить выступление краснодарского губернатора по сухумскому телевидению, в котором он заявил, что Абхазия скоро будет принята в состав Краснодарского края. Если этого добивается абхазское общество, то оно, конечно, вправе выбрать территорию для обитания. Но при этом не надо забывать о государственной границе Грузии. А проходит она по Кавказскому хребту до реки Псоу.
– Есть ли подвижки в плане организации встреч Михаила Саакашвили с Сергеем Багапшем, премьер-министра Зураба Ногаидели с Эдуардом Кокойты?
– Нежелание Кокойты встречаться с Ногаидели – это проблема Кокойты. Вопрос только в том, как он объяснит своему электорату нежелание сотрудничать с нами перед президентскими выборами в Южной Осетии. А вот встреча Саакашвили с Багапшем в повестке дня стоит. Президент Грузии заявил, что готов встретиться с абхазским лидером без предварительных условий и обсудить самые болезненные вопросы. Сейчас для нас приоритетны судьба беженцев и безопасность жителей Гальского района. Без этого в ущерб людям ничего решаться не будет.
– Даже возобновление железнодорожного сообщения через Абхазию?
– Железная дорога не ущерб, а, наоборот, помощь беженцам. Это движение друг к другу, это дорога к миру, взаимопониманию, сотрудничеству, восстановлению взаимоотношений. А вот проблема безопасности населения Гальского района – ярчайший пример политического тупика. По непонятным причинам власти Абхазии отказывают в открытии там подофиса Миссии ООН по правам человека. Хотя речь идет всего-навсего о постоянном присутствии в Гальском районе нескольких международных наблюдателей. Но сколько можно терпеть нескончаемые убийства, похищения, грабежи, совершаемые здесь фактически по национальному признаку? Сейчас у абхазского руководства еще есть шанс сесть за стол переговоров. Но время идет, а с мировым сообществом шутить не стоит.
Тбилиси
Самопровозглашенные государства лишились опоры
Современные реалии требуют новых подходов поотношению к замороженным конфликтам
2005 год стал в определенном смысле поворотным пунктом в российской политике по отношению к непризнанным республикам на территории бывшего СССР. В ушедшем году после долгих препирательств Кремль согласился на грузинский план урегулирования конфликта между Тбилиси и Цхинвали и на «дорожную карту» Виктора Ющенко по разрешению приднестровско-молдавского противостояния. Впервые с 1991 года Москва так четко продемонстрировала городу и миру, что более не является эксклюзивным держателем пакетов политических акций в самопровозглашенных постсоветских образованиях. Теперь она имеет такой же голос и такое же равное право что-то предлагать и с чем-то спорить, как США и другие государства – участники ОБСЕ. Российскому доминированию в «СНГ-2» приходит конец.
На абхазском направлении таких знаковых «компромиссов» в 2005 году зафиксировано не было. Однако после неудачных попыток навязать абхазскому социуму на президентских выборах в конце 2004 года своего кандидата Рауля Хаджимбу Москва так и не смогла выстроить нормальные отношения с администрацией нового президента непризнанной республики Сергея Багапша. «Комплекс Хаджимбы», который можно трактовать как политический шок и обиду, весь год заставлял Кремль игнорировать Абхазию. За это время жители республики, 90% которых давно имеют российские паспорта и до сих пор этим довольствовались, получили удостоверения «граждан Абхазии». При этом свою трактовку грузино-абхазского и грузино-осетинского конфликтов Москва так и не смогла навязать ни США, ни Евросоюзу. Более того, творцы российской внешней политики даже не попытались дать интерпретацию этих конфликтов внутри страны с точки зрения национальных интересов. Можно констатировать, что узкая специализация государственной политики по принципу «Южная Осетия и Абхазия – это политика внешняя, а Северная Осетия и российский адыгоязычный Кавказ – политика внутренняя» оказалась неэффективной. Тем более что во Владикавказе и Майкопе (а также в Магасе и Нальчике) с таким разделением не согласны. Это несогласие имеет глубокие корни, его нельзя устранить путем смены региональных элит, и в этом – залог превращения внешнеполитических проблем в проблемы внутриполитические.
Нагорный Карабах – отдельная история. Сами лидеры этого непризнанного государства скептически относятся к институционализации «СНГ-2» как некоего «антиГУАМа». В отличие от Приднестровья, Южной Осетии и Абхазии Степанакерт давно проводит диверсифицированную внешнюю политику, не привязанную только к России. Но заинтересованности в развитии отношений с НКР не проявляют и в Кремле. Республика не граничит с Россией. При известной близорукости это безразличие можно трактовать как образчик прагматизма. Правда, в День республики 2 сентября 2005 года руководство НКР поздравили 40 американских конгрессменов – и ни один российский законодатель. Российский бизнес также фактически не присутствует в Нагорном Карабахе, самой экономически развитой из непризнанных республик.
Очевидное снижение российского влияния в Абхазии, Приднестровье и в Южной Осетии – объективное и, увы, закономерное следствие отсутствия внятной стратегии по отношению к непризнанным образованиям. Количество рано или поздно должно было перейти в качество, и к началу 2006 года это случилось. Хуже другое. «Сдача» Южной Осетии и ПМР – это не часть какого-то стратегического плана «отхода и сосредоточения». Это – политический аутизм, отказ от любых возникающих острых проблем.
До недавних пор «СНГ-2» считалось вотчинной территорией российской дипломатии и российских спецслужб. Между тем даже беглого анализа постсоветской политики России на «непризнанном направлении» достаточно, чтобы отвергнуть подобный тезис. Или по крайней мере существенно его скорректировать. Строго говоря, внятной и осмысленной политики на этом направлении у Москвы никогда и не было.
За минувшие 15 лет заверения в поддержке Сухуми и Тирасполя не раз перемежались с тезисами о признании территориальной целостности Грузии и Молдавии. Абхазия неоднократно переживала со стороны России блокаду. При этом никаких проектов демократического освоения «СНГ-2» из Кремля не поступало и не поступает. За 15 постсоветских лет Москва так и не смогла перестроить свою политику по отношению к непризнанным образованиям в соответствии с нормами современного политического языка, понятного в Вашингтоне и в Брюсселе. Очевидно, что проектами по воссозданию сверхдержавы там никого не подкупишь. А идею демократизации «СНГ-2» Кремль бездарно отдал на откуп Кишиневу и Тбилиси. Взамен Россия получила роль воришки, стесняющегося кражи чужого добра. И эту роль мы выбрали сами. Вместо того чтобы исправлять последствия «преступной сталинской национальной политики», бороться с «малым империализмом» и подавлением этнических меньшинств и миноритарных языков, Россия увлеклась иллюзией былого величия. То есть закрылась в глухой и безынициативной обороне.
В 2004 году даже непризнанная Абхазия показала спрос на новую несоветскую лексику и риторику. Между тем Кремль, формирующий запрос на советскую ностальгию у собственных граждан, не в состоянии укреплять демократию ни просто в СНГ, ни в «СНГ-2». Отсюда – диверсификация политики непризнанных государств, которая именно в ушедшем 2005 году приобрела принципиально новый характер. Теперь непризнанные республики все более апеллируют к косовскому казусу и формуле «права и свободы взамен на статус и признание». В декабре 2005 года в Женеве на представительной конференции «Мультикультурализм и этнонациональное развитие» приняли участие представители не только Нагорного Карабаха, но и других самопровозглашенных республик. К европейским ценностям апеллирует и абхазская дипломатия, а руководство ПМР смогло привлечь на парламентские выборы депутатов польского Сейма, которые высоко оценили электоральные процессы на левом берегу Днестра. Теперь непризнанные демократизируются сами, без российской помощи.
Далеко не факт, что этот процесс будет происходить параллельно с их инкорпорированием в состав признанных ООН образований. В непризнанных республиках есть свои политические, общественные институты, силовые структуры, внутренняя легитимность, национально-исторический миф. И они во многом могут существовать без российской помощи. Но внутриполитическое развитие самопровозглашенных республик – отдельная история.