«Благодаря тебя за искреннее слово…»

11 июня 1891 г. Коста, высланный из Владикавказа по распоряжению начальника Терской области, еще в полной мере не осознав произошедшего, прибыл в селение Георгиевско-Осетинское. Вкусив сполна тяжелый путь изгнанника, он, обессиленный от безысходности и отчаяния, только на пятые сутки распакует чемоданы и приведет в порядок свою комнату. Единственное, что его еще хоть как-то утешало – он в отчем доме, однако даже это обстоятельство не может смирить его со случившимся…
Первое письмо, написанное Коста из нового места изгнания (15 июня 1891 г.), будет обращено к Анне Цаликовой, девушке, всецело завладевшей его сердцем и умом в последнее время. И если он за все время их общения не посмел открыться ей в своих чувствах, то сейчас он ощущает острую потребность выговориться: «Едва только я перехожу за пределы простого знакомства, начинаю привязываться к человеку, как к родному существу… едва я начинаю чувствовать потребность в его обществе, в его нравственной поддержке, как неумолимая судьба выдвигает между нами буквально непроницаемые стены…».
Подобное случилось с ним, когда он поселился в доме Цаликовых. Он чувствовал, как интересы Анны с каждым разом становились ему все более и более дороги. Не было мысли, не было мечты, которую он смог бы скрыть от семейства Цаликовых.
…Анна Цаликова была младшей и любимой дочерью в большой и дружной семье священнослужителя Александра Ивановича (Гугуевича) Цаликова, окончившего Тифлисскую духовную семинарию и преподававшего во Владикавказе Закон Божий в Осетинском женском приюте и в ремесленном училище.
Александр Цаликов был очень дружен с Коста Хетагуровым. Знакомство их произошло в доме Сухиевых, из семьи которых была жена отца Коста – Левана. Когда Коста оставил свою учебу в Санкт-Петербургской академии художеств, по приезду во Владикавказ он остановился в доме Сухиевых. Здесь же, на первом этаже, снимал квартиру и Александр Цаликов.
Вскоре после родов жена Цаликова заболела чахоткой и умерла, оставив безутешного Александра с тремя малолетними дочерьми. В это же время возвращается с фронта брат Цаликова Асаге, и братья решают оставить квартиру Сухиевых и начать перестраивать отцовский дом на улице Тарской (ныне Цаголова). Несмотря на постоянную нужду, Александр Цаликов все же стремился дать образование своим детям, определив их в Ольгинскую женскую гимназию.
Дочери Цаликова – Юлиана, Елена и Анна, проживая в одной комнате своего недостроенного дома вместе с бабушкой и испытывая неудобства, уговорили отца снять квартиру напротив, в доме полковника Кочинова. Примерно в это же время Коста упросил своего друга Александра Цаликова уступить ему одну из комнат для мастерской, уверяя, что получил выгодный заказ на картину – нарисовать портрет Александра III во весь рост, – и что в его небольшой квартире, которую он снимал, работать невозможно.
И в январе поэт вселился в комнату отца Александра, который, в свою очередь, перебрался в столовую. Работа над картиной шла медленно. Фактически Коста целый год прожил в семье Цаликовых, ощущая заботу сестер Елены, Анны, Юлианы.
Сестры Цаликовы, воспитанные, образованные и хотя и небогатые, считались завидными невестами. Старшую Юлиану, по-домашнему прозванную Улей, более всех преуспевшую в учебе, сватали многие. Елена, хотя и считала себя самой некрасивой из сестер, также имела массу поклонников. Однако воплощением женской обворожительности признавали младшую Анну. Еще в гимназии ее нельзя было не приметить, не выделить на вечерах. Тонкий девичий стан, белая фарфоровая кожа, лучезарная улыбка и маленькая родинка над правой бровью очаровывали всех.
На именинах Анюты, тогда ученицы 6 класса гимназии, близкие заметили, что Коста проявляет особое внимание к ней (Анне исполнилось тогда 14 лет, Коста было 30 – прим. ред.).
Прошла зима, Анна перешла в 7-й класс гимназии, и все стали отмечать, что ухаживания Коста усилились. Друг
Александра Цаликова, директор училища Виктор Егорович Кизер, который также был с Коста в товарищеских отношениях, посоветовал отказать ему в квартире, так как «портрет давно окончен». Потрясенный услышанным, Коста вскоре съехал на новую квартиру.
В этот же период, в середине января 1891 г., начинается борьба за сохранение осетинской женской школы, инициатором которой выступил Коста. Вскоре решение о закрытии школы будет отменено, но все лица, подписавшие прошение, понесут административное наказание. Коста, как организатору борьбы за осетинскую школу, по распоряжению начальника Терской области генерала С. В. Каханова будет предписано в трехдневный срок покинуть Владикавказ.
…И вот Коста в Георгиевско-Осетинском… Распаковывая свои чемоданы, он достал портрет Анны, написанный им тайком еще во времена, когда жил на квартире у Цаликовых (в доме Кочинова), и повесил его рядом с портретом матери. И только сейчас в письме он осмелился ей признаться, что написал для себя ее образ. «Простите за такое «присвоение чужой собственности” – я не юрист, а художник, которому позволительна некоторая вольность…».
Вряд ли кто из друзей Коста догадывался, что творилось в душе поэта в последнее время. Они все были еще уверены, что сердце его безраздельно принадлежит только Анне Поповой («Республика» № 64-65, 2015 год).
Прошло полгода, и 12 января 1892 г. Коста, не в силах сдерживать себя дальше, написал Анне лаконичное письмо: «Требовать от Вас окончательного ответа я не смею, но… Совместно обсудив вопрос, мы можем совместно же решить гамлетовское «быть иль не быть». Обстоятельства дела изложит Вам Гаго…».
Еще через месяц, 18 февраля 1892 г., из Георгиевско-Осетинского отправилось другое письмо во Владикавказ, адресованное Коста Хетагуровым Александру Цаликову, отцу Анны, в котором поэт выразил желание жениться на ней. Конечно, Коста вполне осознавал рискованность предложения, с которым он обратился к отцу Александру: «Многого обещать я не могу… Если счастье в материальном довольстве, то и я советую Вам уговорить Анну Александровну не выходить за меня. А если все то, во что я верю непоколебимо, не плод болезненной фантазии, то и я, и она докажем миру, что счастье возможно на земле…».
Гаго – Н. М. Дигуров, священник, друг семьи Цаликовых, был уполномочен просить руки младшей дочери отца Александра, Анны, за друга своего Коста Хетагурова. Объяснившись с Цаликовыми, он передал Коста ответ Анны в делиликатной форме: «Я еще хочу пожить на свободе… Я только что окончила гимназию». Не восприняв такого ответа, Коста 23 января 1893 г., приехал в станицу Баталпашинскую. Он рискнул выбраться инкогнито во Владикавказ, чтобы лично объясниться с Анной и сделать ей предложение. Встретившись с ней, он поставил вопрос ребром. Ответ последовал тот же, почти в тех же выражениях. 
Одна неудача следовала за другой. Вскоре после этого поэта обнаружили власти, и он поплатился семидневным арестом во владикавказской тюрьме. У него отобрали паспорт, взамен которого выдали проходное свидетельство, и запретили находиться во Владикавказском округе. Вдобавок ко всему смерть отца окончательно потрясла Коста: «Я почувствовал себя совершенно одиноким во всем огромном мире…».
Но когда «припадок отчаяния и ужаса заметно стал ослабевать», он писал Анне:
Благодарю тебя за искреннее слово.
Прости, прости навек!
Отвергнутый тобой,
Я посох и суму благословляю снова,
Благословляю жизнь, свободу и покой.
И именно в этот нелегкий период времени он поставит себе цель: «Молиться и любить, любя страдать за всех». Да, за всех! Воодушевление его, казалось, не имело границ… «Весь мир – мой храм, любовь – моя святыня, Вселенная – отечество мое!» – эти известные строки поэта появились на свет именно в этот период.
На Александра Цаликова в эти годы также было сфабриковано специальное дело, в котором священнослужителя обвинили в пороках и выступлении против существующего строя. Организатором всего этого был все тот же генерал Каханов. Мало того, он требовал снятия с него духовного сана. Церковные власти, выслушав о. Александра, воспротивились требованиям Каханова и отправили семью Цаликовых в 1894 г. в г. Пятигорск, который стал для них второй родиной. 25 августа семейство Цаликовых, с бабушкой и двоюродным братом Сеней, мальчиком 10-11 лет, прибыло в Пятигорск, где поселилось на улице Эмировской в доме купца Сеферова. Дом был с великолепным садом, что и прельстило Цаликовых. Квартира на втором этаже с балконом (ныне Октябрьская, 39) станет местом встречи прогрессивных интеллигентов. Вскоре Александра Цаликова пригласили для богослужений в церковь Василия Великого содержателем богадельни…
…Трех сестер Цаликовых узнал весь Пятигорск. Они самым активным образом принимали участие в культурно-просветительской работе. Современники отмечали красоту и обаяние младшей Анны, благородство средней Елены, милые чудачества старшей Юлианы, которая сразу же по приезду, остригшись, стала ходить в тужурке – по-мальчишески. Никто не упрекал ее в этом, напротив, все старались проявить уважение к ее индивидуальности. После того, как сестры окончили Владикавказскую гимназию, делом всей их жизни стала работа. Елена, вдобавок к частным урокам, взяла на себя хозяйство. Анна открыла при церкви приходскую школу, где вместе со старшей сестрой Юлианой они учительствовали.
В середине февраля 1893 г. Коста переехал в Ставрополь и с огромным рвением отдался там самой разнообразной деятельности. Но, увы… Ни газета, каждую строку которой он переживал, казалось, всеми фибрами души, ни живопись, которой он увлекался всегда до изнеможения, ни всевозможные благотворительные, научные и артистические учреждения и собрания, в которых он принимал всегда самое активное участие, ни балы, ни пикники, ни кутежи – ничто не могло заслонить от него «дорогого видения». И он опять стал хандрить…
Однажды в доме Сеферова получили свежую почту и, развернув номер газеты «Северный Кавказ», прочитали стихотворение Коста «Не верь, что я забыл родные наши горы…». В семье Цаликовых сразу же поняли, кому было посвящено оно, – конечно же, Анне…
3 февраля 1897 г., в день именин Анны, Коста преподнес ей в подарок ее портрет своей работы… А вскоре он узнал, что она стала невестой. Это событие вызвало ряд стихотворений самых разноречивых, не чуждых горечи и даже озлобления («Утес», «О чем жалеть»). Коста решил выехать в Петербург, чтобы хоть каким-нибудь образом развеяться от своих тяжелых дум. Однако через два месяца вернулся еще более расстроенным и вдобавок больным. 18 июля он с полным равнодушием лег на операционный стол, думая, что наконец-то, провидение готовит ему надлежащий исход. Но остался жив. Коста еще не мог вставать с постели, как приехавший из Владикавказа осетин сообщил ему, что молодой офицер, жених Анны Цаликовой, Дзахсоров безнадежен, что за ним в Кисловодск поехали родственники…
Действительно, Анна Цаликова собиралась замуж за молодого офицера Осетинского конного дивизиона Мамая Дзахсорова, перебравшегося в Пятигорск в 1896 г., человека красивого, друга детства сестер Цаликовых. В том же году он сделал предложение Анне, на что она ответила отказом в шутливой форме, что, мол, он и себя не прокормит, а уж двоих подавно. Обиженный Дзахсоров уехал во Владикавказ и здесь, вероятно, назло ей, сделал предложение Сона Колиевой. Но перед самой свадьбой, под «аккомпанемент» проклятий и призывов опомниться, Дзахсоров вернулся в Пятигорск добиваться руки Анны Александровны. К этому времени Мамай, совершив какой-то проступок, был разжалован, и Анна, все-таки с большой симпатией относившаяся к нему, решила поддержать его и дала согласие на замужество. Однако в мае по дороге во Владикавказ он простудился, воспаление легких перешло в скоротечную чахотку, и сестры решили отвезти его к врачам в Кисловодск. Однако все их усилия оказались напрасными, и в августе этого же года его, почти умирающего, повезли домой, в с. Ольгинское, где он вскоре и умер.
Коста был глубоко потрясен этим известием. Лишь позднее он со свойственной ему деликатностью признался: «Вы, как живая, стояли неотлучно предо мной, полная неисчерпаемой скорби и молодого отчаяния… С какой готовностью я отдал бы тогда висевшую на волоске свою жизнь, чтобы сказать Вам хоть одно слово утешения… Но я не смел… Да имел ли право?».
Операция для Коста оказалась неудачной и, одолеваемый изнурительной болезнью, он 14 октября 1897 г. выехал на лечение в Санкт-Петербург. Долгих семь месяцев отчаянной борьбы обессиленного организма со смертью он провел в больнице для чернорабочих, где ему сделали еще одну сложнейшую операцию. Только в июне 1898 г. после долгого лечения Коста смог приехать во Владикавказ, а оттуда в Пятигорск – нужно было лечиться водами. Несколько дней он пробыл в номерах, а затем снял квартиру неподалеку от дома Цаликовых, в доме доктора Борисовского.
Цаликовы были очень обрадованы приезду Коста. К нему всегда было особое отношение в их доме: если он вдруг не приходил, а Коста часто болел, к нему тотчас же посылали племянника Витю, чтобы узнать, в чем дело, и в случае болезни ему отправляли горячий обед.
В доме Цаликовых устраивались встречи осетинской интеллигенции. Хетагуров, признанный тамада, блестящий импровизатор, был всегда в центре внимания. Несмотря на хромоту, он неплохо танцевал лезгинку и даже мазурку.
3 октября 1898г. Коста записал в своей записной книжке: «Сегодня мне исполнилось 39 лет… Никаких изменений! Несмотря на 1,5 годовую болезнь и на миллионы всевозможных неприятностей, я чувствую себя тем же способным в горячие объятья весь необъятный мир, как друга, заключить, простить врагов своих, – в ответ на их проклятья, страдать за них любя, страдая их любить… И что удивительнее всего – я влюблен, так же безумно, беззаветно, как 15-10 лет тому назад…».
Квартира, которую снимал Коста у доктора В. С. Борисовского, была очень уютная: прекрасная мягкая мебель, повсюду цветы. Как-то Анна предложила ему: «Устройте, Коста, новоселье, а то все у нас, да у нас… Скучно…». Он и устроил. Дружно перевезли пианино Цаликовых к нему на квартиру. Пригласили всех осетин, проживавших в Пятигорске. Много играли, танцевали и закончили ужином. После этого он часто стал устраивать подобные вечеринки-субботы на своей квартире…
6 декабря 1898 г. Анна Цаликова получила письмо от Коста, где он еще раз предпринял попытку объясниться с ней. Он признался, что любит и потому хочет, «требует», чтобы это его любимое существо было безраздельно с ним. Он, конечно, прекрасно осознает, что не может предложить многого. Но был готов к любому ответу: «Поверьте мне, я далек от заблуждения. Ни молодостью, ни красотой, ни богатством, ни блестящей карьерой не отметила меня судьба. Бедный поденщик-осетин, если я и осмеливаюсь делать этот рискованный шаг, то только потому, что я так же несказанно, так безгранично люблю Вас…».
Он уехал в Ставрополь, так и не дождавшись ответа. Через две недели вернулся в Пятигорск. А еще спустя два месяца против него завертелась чудовищная машина царского режима…
В начале 1899 г. в гостеприимном доме Цаликовых проживал родственник, некто Салам-Гирей Цаликов, который в январе поехал на несколько дней к своему дяде, знаменитому генералу Даниэльбеку Цаликову, и вдруг неожиданно вернулся назад с тревожным известием. Из достоверных источников генерал узнал, что начальник области готовит выселение Коста в Пензенскую губернию административно на 5 лет. Цаликовы спешно собрали в дорогу Коста, и он отправился в Тифлис, где и удостоверился, что все это правда. Вернувшись из Тифлиса, он тотчас же, в марте, отправился уже в Петербург – опротестовывать решение начальника Терской области. Однако, находясь в Петербурге, понял, что совершенно бессилен перед властью «кахановых», и, смирившись со своей участью, хлопотал о назначении ссылки хотя бы в южную полосу России. Только в середине мая Коста смог вернуться в Пятигорск, где его уже ждала телеграмма, в которой ему было предписано покинуть Северный Кавказ в течение 3-х суток… Провожать Коста до Минеральных Вод поехали отец Александр, Елена и Анна Цаликовы, а также два офицера Осетинского дивизиона И. Хабаев и И. Басиев.
И вот Коста в Херсоне… Единственной отрадой в ссылке для поэта стала переписка с сестрами Цаликовыми. С ними он делил все свои печали и маленькие радости. Почти все письма, написанные Анне, он начинал с отсчета расставания: «Ровно две недели, как мы расстались…», «Прошел всего месяц, как мы расстались, а мне кажется, что я Вас не вижу целую вечность…». Именно здесь, в Херсоне, он еще и еще раз осознал, что более близких людей, чем Цаликовы, у него нет….
В августе 1900 г. Коста получил радостную весть: князь Голицын написал прошение о возвращении Коста из ссылки. Первый, с кем он незамедлительно поделился ею, была Анна.
Кроме того, находясь в Херсоне, Коста узнал, что Мария Петровна Лыщинская, соседка Цаликовых в Пятигорске, добилась через Петербургский драматический цензурный комитет разрешения на постановку его пьесы «Дуня».
…Удивительное изящество, обаяние исходили от всей тонкой девичьей фигуры Анны Цаликовой, притягивая к ней восхищенные взоры. Обладая разносторонними талантами: музыкальностью, сценическим искусством, способностью к рукоделию – Анна пользовалась в Пятигорске славой хорошей драматической актрисы. Заезжий антрепренер, увидев ее на сцене, даже предлагал ей заключить контракт на гастроли по Сибири, ждал ответа целую неделю, но свое призвание Анна видела в другом…
По приезду в 1901 году в Пятигорск Коста тотчас же вместе с Цаликовыми принялся за постановку «Дуни». Было решено, что главную героиню Дуню сыграет Анна. В городе еще не было театра, но в гостинице Лейцингера на улице Теплосердной при номерах был зал: большая комната со сценой, но без электричества. Пришлось Цаликовым вести туда свои лампы.
На премьере спектакля 25 февраля 1901 г. зал был забит. Публика приняла постановку «на ура!».
В квартире Цаликовых состоялось чествование Коста и как автора первого поэтического сборника на осетинском языке «Ирон фандыр»…
Неполный год пробыл Коста в Пятигорске после ссылки. В середине марта он переехал в Ставрополь, где опять стал постоянным сотрудником редакции газеты «Северный Кавказ». Вероятно, не видя результатов своих тщетных ухаживаний, он, таким образом, решил загасить неразрешимые страдания своего сердца… К сожалению, нигде – ни в воспоминаниях современников, ни в письмах этого периода – не упоминается о дальнейших взаимоотношениях Анны и Коста, что позволяет сделать вывод, что больше они не встречались…
Между тем, в Ставрополе все сильнее и сильнее нарастало в нем желание поселиться во Владикавказе, и в декабре 1901 г. Коста переехал, решив обосноваться здесь навсегда…
Что же касается семьи Цаликовых, то в 1911 г. умер отец Александр. Семья тяжело переживала эту потерю. Из-за материальных затруднений сестры Цаликовы вынуждены были съехать на другую квартиру, обходившуюся на порядок дешевле. В 1914 г. врачи обнаружили у Анны Цаликовой камни в почках и посоветовали выехать на лечение. В декабре этого же года Анна, сопровождаемая Еленой, приехала в Петербург, где остановилась у приятельницы, которая и повела Анну на обследование к профессору Ваннаху. Решено было делать операцию… 
Судьбе было угодно, чтобы первой из сестер ушла из жизни Анна. Ее тело после неудачной операции перевезли из Петербурга в Пятигорск и похоронили напротив могилы М. Ю. Лермонтова. А годом позже, по проекту известного скульптора В. В. Козлова, на могиле воздвигли памятник, на барельефе которого изображены парта, классная доска и сидящая учительница, окруженная учениками.
В 1933 г. рядом с могилой Анны похоронили ее сестру Юлиану Цаликову. Последняя из сестер Цаликовых, Елена, сохранившая все эпистолярное наследие семьи и Коста, портреты Анны, написанные Хетагуровым, прожила долгую жизнь и умерла во Владикавказе в 1946 г., так и не заработав себе пенсии. В конце жизни она вынуждена была униженно просить работников музея в обмен на богатые, бесценные экспонаты помочь ей исхлопотать жалкие стариковские гроши…
Судьба всех героев этого очерка не баловала своей благосклонностью, но она подарила им главное: незабываемые встречи с Коста.

Марина Чибирова,
кандидат филологических наук
Газета «Республика»