Шестнадцать лет назад не стало Валеры Хубулова
И снова вспомнился Валера Хубулов. Именно благодаря Василию я и познакомился с Валерой. Вернее, почти познакомился.
Мне хочется вспомнить три эпизода из той жизни, где был Валера.
Вспомнить с благодарностью. С благодарностью ему. За то, что сделал меня причастным к тому, что звучит очень пафосно, но чем Валера занимался каждый день своей жизни. С благодарностью к вырастившим и воспитавшим его родным и близким… И еще о счастливых совпадениях.
Это заявление покажется глупым и бестактным, особенно в такой день, но Валера был потрясающе везучим человеком. И Южной Осетии, несмотря ни на что, везло тогда, когда он брался за дело.
Болгария не заграница?
По-моему это было в мае 1988 года. Василий «по-знакомству» разрешал мне после 18 часов пользоваться номенклатурной привилегией — компьютером «Электроника», на котором в программе «Слог» я набирал текст своей диссертации. В один из дней Василий радостно встретил меня сообщением: «Представляешь, сегодня приходил твой земляк. Говорит он тоже Цхинвальский, там возглавляет стройотряд, светлый такой парень».
«Светлый парень». Говорят первое впечатление о человеке самое верное. Это было не мое первое впечатление, но именно таким — светлым парнем остался в моей памяти Валера. Мы не были близкими друзьями, виделись не так уж и часто, Валера просто звонил мне, когда приезжал в Москву… Иначе я обязательно написал бы «Светлый» с большой буквы. Но тогда в 1988 я просто порадовался, что есть такой парень, и что Василий обязательно поможет стройотрядовскому движению в Цхинвале.
На тот год все международные стройотряды были сформированы. «Попробуем в будущем году премировать лучших бойцов зарубежными поездками Есть правда сложность — квоты распределяются по союзным республикам. Но что-нибудь придумаем. Такому парню грех не помочь», — резюмировал Василий.
На следующий день Василий встретил меня уже озадаченным. «Алан, земляк твой поставил нас в неудобное положение. Пришел снова и сказал что то вроде того, если, мол, вы с цхинвальцем дружите, то вот вам для укрепления этой дружбы. И подарил ребятам из штаба ящик вина». Москва к тому времени уже была почти в курсе, что такое талоны на спиртное, сахар и сигареты, поэтому такой подарок был не просто роскошью. Было непостижимо, где Валера смог его найти.
Я тоже смутился. Решил отшутиться: «Ну, все ребята, теперь в будущем году отправите цхинвальский стройотряд в Париж. Ну, в крайнем случае — в Венецию».
Я уже собрался уходить, и тут у Василия сработала селекторная связь.
Звонил его заместитель со следующим сообщением: «Василий Викторович, только что пришло сообщение из Софии. Болгары готовы принять два отряда общей численностью 60 человек. Надо подтвердить в течение суток».
— «Условия?!»- Василий был по-армейски краток. «Питание, проживание за счет принимающей стороны, проезд за свой счет. » Мы переглянулись. «Болгария, конечно, не Париж, но, думаю, ваши не откажутся… Проезд постараемся оплатить из средств центрального штаба. Если ваши сегодня-завтра подтвердят, то можем отправить. Попробуй связаться, а я подумаю, как сделать так, чтобы через голову республики, сразу на область квоту получить», — Василий работал быстро.
Конечно, сейчас в Болгарию съездить не сложнее и не дороже, чем во Владикавказ. Но тогда, во времена, когда въездной визы в паспорте было недостаточно, гораздо важнее была выездная виза… В общем, я бросился звонить в Цхинвал, а Василий ушел думать. Через час мне удалось дозвониться до своего дедушки, а Василий уже придумал план: из штаба уйдет циркулярное сообщение по телетайпу не только во все республиканские, но и областные штабы ввиду срочности Моя задача — чтобы осетины отозвались первыми. Я попросил дедушку срочно найти Джигка и попросить его, чтобы со мной связался кто-нибудь из цхинвальского комсомола. Надо знать поколение наших дедов: конечно, он пошел в обком сам. План сработал.
Летом в Цхинвале, я не застал нескольких своих знакомых. «Они в Болгарии, на сельхозработы уехали». Я улыбнулся про себя и, наверное, забыл бы про эту историю, если бы не разговор, который затеял со мной дедушка. Зайдя издалека, он вышел на главную тему: если у меня есть возможности, там, в Москве , то я должен стремиться использовать их на благо области. Сказал и о Валере. «Таких ребят надо поддерживать изо всех сил. За ними будущее. Там, в Москве легче, здесь все с трудом дается, пока от Грузии что то получим… Ты должен таких, как Валера продвигать везде». Конечно, я слушал его, но только несколькими годами позже понял, что тогда слышал не все…
Но Валера сам нашел меня. В один из дней Джигка при встрече сказал мне: » Подождем здесь, тебя Хубул хотел видеть. » Вскоре подошел Валера. Мы просто о чем-то болтали, а я думал о том, что Василий прав, и он светлый парень, что прозвище Хубул ему не очень подходит, слишком уж оно пасмурное для такого солнечного человека.
Когда Валера уходил, Джигка характерным жестом сжал ему вслед кулак и произнес, нарочито сделав ударение на твердое «ш»: «Мошшный тип!». И улыбнувшись, добавил: «Амае сыгъдаег!»
Знаур Николаевич, Кшиштоф Занусси или жизнь за жизнь.
Зимой 91-го позвонил Валера . «Алан, я знаю у тебя хорошие связи на телевидении. Знаур Николаеич в Москве. Надо ему срочно выступить эфире на 1 канале». Я Валеру успокоил. Во- первых, то, что у меня были хорошие связи, это было мягко сказано. Во-вторых, и это главное, Знаур Николаевич, сам по себе, выражаясь журналистским языком, — медийный повод. Никаких сложностей я не видел. Однако через полчаса телефонных разговоров, выяснилось, что существует негласный запрет на «односторонние» эфиры из зоны конфликта. Мобильных телефонов тогда еще не было, мы договорились выйти на связь в определенное время, и в назначенный час я пытался дозвониться Валере из телефона-автомата. Но и здесь подстерегала неудача. Ни один автомат не работал, и тогда я решил вернуться в МГУ и позвонить оттуда. По дороге вспомнил, что на Фрунзенской набережной мои друзья арендуют офис и решил заехать к ним. Никого из друзей не было, но меня встретил выходивший из офиса их старший партнер — человек лет 55-ти, неповторимого чувства юмора и импозантности, всегда элегантный и одновременно небрежный. В этот раз, в пальто совсем немосковского песочного цвета с неизменным Marlboro в уголке рта он снова напомнил мне героя фильма «Ва-банк» по прозвищу «Датчанин». «О-о! Алан, вот ты то мне и нужен. Ты же любитель кино. Ко мне друг из Польши приехал, Кшиштоф, поехали с ним пить. А то он как вмажет сотку, сразу мне про кино втирать начнет, а для меня, если без Киндинова, так это вообще не кино!». Я, конечно, страшно извинялся, объяснял ему, что практически вообще не пью, что мне очень нужен телефон, но если я его задерживаю, то ничего, позвоню из другого места…. Он перебросил сигаретку из одного уголка рта в другой и презрительно посмотрел на меня: «Не пьет он! Да какой ты осетин! Ты же чистый татарин! Ладно, пошли!». Он открыл офис, провел меня в свой кабинет с вопросом, не подразумевавшим ответа: «Кофе то со мной выпьешь, татарин?»,- стал его готовить.
Я дозвонился до Валеры и сообщил ему о запрете. – «Да, у меня тоже по всем каналам — отказ. Ладно, давай еще подумаем, кого подключить. Время, время жмет». Я положил и трубку и вместе с чашкой кофе, услышал еще один вопрос «Извините, конечно, нас, простых бухариков, а какие-такие запреты у нас в демократических СМИ в годы победившей демократии, если не секрет!?». Я объяснил ему ситуацию. «Учти! Я сейчас помогаю осетинам, и если у меня получится, ты со мной едешь пить с Кшиштофом!». Я знал, что у него ничего не получится, поэтому согласился. Однако, в течение 15 минут, неизбежность пьянки надвигалась на меня неотвратимо, но меня это уже не занимало. «Датчанин» сделал 3 звонка по телефону, его лицо было абсолютно непроницаемым. Разговаривал он тоном доцента с младшими научными сотрудниками и только сигарета перекатывалась справа налево. Один раз за это время он обратился ко мне: «Алан, а Знаур Николаевич, сможет завтра утром сюда подъехать?». Я кивнул и про себя стал просчитывать вероятность того, что наши до завтра могут уехать.
Положив трубку, он все также спокойно, но уже без тени юмора сообщил, что нужно сделать и попросил завтра не опаздывать. Мы вышли на улицу, и я посмотрел на него вопросительно. «Да ладно, ты уж давай своих разыскивай, выпьем в другой раз. Единственное… Не скажешь, за последний год Кшиштоф Занусси снял что-нибудь новое и если да, то о чем? А то, знаешь, он обижается, что я не смотрю…» Второй раз за вечер я был ошарашен: «Так вы … с Занусси будете пить?».
–«Ну да».
Я сказал ему, что Занусси снял фильм «Жизнь за жизнь», но у нас его вряд ли скоро покажут, а последний фильм, который я видел, это «Парадигма» с Витторио Гассманом, но ему уже лет 5.
– «Ну, татарин, ты даешь!», он смотрел на меня как на инопланетянина.
– «Мы, осетины, высококультурная нация!», впервые за вечер пошутил я.
— «Ладно, считай отмазался! До завтра!».
Эфир состоялся на следующий день, а когда я приехал благодарить «Датчанина» с бутылкой виски, он обнял меня и сказал: «Ты знаешь, Знаур Николаевич — матерый мужик. Вот про кого фильмы надо снимать. Вот это — действительно жизнь за жизнь».
«…Это наши люди…»
В 94-м Валера приехал в Москву уже как официальное лицо. Когда мы встретились, то я вновь поразился тому, что в любой критической ситуации он не теряет бодрости духа. «Я к тебе как всегда с проблемой. Знаю, что твой однокурсник сейчас заместитель министра финансов. А у нас — катастрофическая ситуация. По Дагомысским соглашениям Россия и Грузия должны совместно финансировать восстановление. Ну, с грузинами все ясно, пусть не лезут… Но без помощи России нам просто не выжить». Он достал документы, а я, читая, обнадежил его тем, что это не просто мой однокурсник, а товарищ, с которым много, что связывает. И если это его компетенция, то он обязательно поможет. Тут же набрал его номер и договорился назавтра встретиться. А завтра в большом кабинете услышал : «Алан, прости, ничего я сделать не смогу. Только вчера обсуждали этот вопрос. Наверху — позиция жесткая. Я пробить не смог».
Валера ждал меня и издали все понял: «Никак?! … Ты не переживай, Алан, давай еще подумаем. Надо, очень надо решить. Люди просто не выживут».
Зайдя в свой кабинет, я так хлопнул дверью, что сломался замок, и она со скрипом медленно открылась вновь. Я сидел за своим столом и просто ждал, когда же в моей голове иссякнут нецензурные мысли по поводу происходящего вокруг. Не знаю, сколько прошло времени, но вывел меня из этого матерного оцепенения недавно назначенный руководитель нашего информационного Агентства. Он заглянул в открытую дверь и, судя по всему, сразу все понял. «Что это у нас с лицом, молодой человек?». Пожав ему руку, я понял в свою очередь, что скрывать от него что-либо бессмысленно. Забегая вперед скажу, что Владимир Николаевич был выдающейся личностью. Элита советской разведки, германист, «подкрышник». Он был на «ты» с федеральным канцлером Гельмутом Колем. И остался, даже когда его рассекретили. Очевидцы рассказывали, что во время встречи в верхах в Германии с Ельциным, Коль шел ему навстречу, а увидев среди официальных лиц Владимира Николаевича, остановился, подошел к нему и, засмеявшись, спросил: » Вова, рад тебя видеть, ты уже наверное генерал?!».
— «Адмирал», — гордо парировал тот, имея в виду, что в германской разведке присваивались звания морских офицеров.
В общем, через 10 минут я уже полностью «раскололся» в его кабинете относительно своего отношения к такой чиновничьей политике и нежелания, пусть даже косвенно, быть причастным.
— «То есть — заявление по собственному желанию? А как насчет того чтобы бороться и искать, найти и не сдаваться?»- с иронией, спросил он.
— «С кем бороться?! Со своими друзьями!?»- в сердцах выпалил я.
— «Бороться за решение поставленной народом задачи, молодой человек!»- нахмурившись, напомнил он мне риторику советских партсъездов и снял трубку оставшейся от тех же времен » вертушки»…
… О Викторе Степановиче Черномырдине мнения у людей разные. Но в одном все едины — его афоризмы и реплики уникальны и органичны. Именно поэтому их издают отдельными книгами. Для меня самым дорогими и незабываемым является тот, который на следующий день он адресовал своему заместителю: «…Это наши люди… И мы им поможем!» Конечно, в начале и конце каждого из двух этих коротких предложений он употребил известные идиоматические обороты. Но они казались просто задорным припевом победной песни…
…А еще через пару часов я уже с проектом текста соответствующего письма искал Валеру. Знал только, что он остановился в гостинице «Россия». Она еще продолжала быть строгим режимным объектом, но удостоверение Агентства и мобильный телефон произвели нужный эффект на администратора. Валеры в номере не оказалось: «С ним еще приехал Чибиров… Знаете такого? Он в номере, ключ не сдавал».
С Людвигом Алексеевичем я знаком не был, но на письме должна была быть его подпись, счет шел на часы, и я направился к нему в номер. Постучал, услышал «проходите», зашел. В его номере находились еще двое: одноклассник моего отца Феликс Бекоев и коллега моего деда по работе на заводе «Вибромашина» Пацик Шавлохов (он тогда был премьером). Они стали меня наперебой трепать и подкалывать, а я в это время вспоминал, как дядя Пацик дал указание покатать меня пот территории завода на электропогрузчике. Мне было года три, и для меня это было равносильно полету в космос. Людвиг Алексеевич тоже что-то вспоминал… В общем, через несколько минут я сообразил, что Людвиг Алексеевич думает, что я пришел к кому то из его гостей, а они уверены в обратном.
Спас ситуацию вопрос Феликса Бекоева: » Родной язык то еще помнишь, москвич?». Перейдя на полушепот, на родном языке я изложил цель визита и положил на стол текст письма, которое надо было подписать. Наступила пауза…. Конечно, никто из них не ожидал такого поворота… Людвиг Алексеевич первым нарушил тишину: «Дело серьезное, Алан. Мы дождемся Валеру Хубулова и тогда примем решение. «Я объяснил, что решать надо обязательно сегодня, иначе придется ждать неизвестно сколько и собрался назад в Агентство. Пацик Шавлохов пошел меня проводить. «Алан, не волнуйся, сегодня все решим, просто Людвиг Алексеевич к Валере относится с огромным уважением. И такие решения он всегда принимает вместе с ним». Вечером Валера привез письмо… «Я знал, у нас все получится…»
… В июне 1998 я срочно вернулся из командировки в Цхинвал. У дедушки случился инсульт, осколок в спине со времен войны все же напомнил о себе. Таксист, который вез меня, молчал всю дорогу, да и мне было не до разговоров. Когда мы подъехали к городу, он произнес «Вчера Хубула похоронили». Как будто затвор лязгнул.
… Мои московские друзья, еще не один год, встречая меня по возвращении из Цхинвала, спрашивали, осекаясь на середине фразы: «Как там Валер… » … И отворачивались.
С годами понимаешь, что такого особенного было в Валере кроме абсолютной смелости, упорства и жизнелюбия. Он не приспосабливался, не заигрывал и не подчинялся обстоятельствам, как это делало и делает большинство нашего поколения. Мы как то быстро усвоили тезис о том, что жизнь-театр, а мы все в нем актеры, что уже и не замечаем, что не играем, а живем по системе Станиславского: ищем свое место в предлагаемых жизнью обстоятельствах. А Валера менял не только сами обстоятельства он делал жизнь другой. Делал ее лучше.
…Дедушку похоронили через десять дней… Могила Валеры совсем рядом.
На поминках ко мне подошел Знаур Николаевич. Вспомнил про тот телевизионный эфир. «Вы тогда с Валерой очень важное дело сделали. Я деду твоему рассказал. Он был очень горд». А я вспомнил про его отношение к Валере.
Все что написано выше, это от души и по волнам моей памяти.
Но мысли в голову все равно лезут. И не только «Ах если бы!!» или «Что имеем не храним»…
Но об этом не сегодня. Сегодня вспомним о Светлом, о добром, о счастливых совпадениях и победах в той нашей жизни, где был Валера Хубулов.
Алан ГАССИЕВ. Москва.